– Вполне. В последние полгода я часто бывал в России,
как раз по этому поводу. Помещение было получено три месяца назад. Ремонт
ведется ударными темпами, и я посчитал, что на последнем этапе мое присутствие
здесь необходимо.
– Пригласите на открытие?
Надо же, какая детская непосредственность! Интересно только,
что за ней стоит.
– Думаю, что в связи с последними событиями… Я имею в
виду смерть Мари-Кристин… Открытие придется отложить. На неопределенное время.
Вежливый отказ. Кажется, именно так называлась одна из
композиций твоего тезки, Бланшар, – Дидье Маруани из группы «Space» –
«Вежливый отказ». Интересно, сможешь ли ты выстучать ее на столе, недомерок?..
– Это ничего. Я пробуду здесь до тех пор, пока
преступление не будет раскрыто. Думаю, это дело не одного дня…
Дело не одного дня – это точно. В морге Мари-Кристин
выглядела так, как будто убийца – кто бы он ни был – был вдохновлен самим актом
преступления. И подошел к нему со всей ответственностью. И имел свой
собственный почерк. Неуловимо знакомый, но вспоминать об этом не хочется. Ни
при каких обстоятельствах. Даже мысли о французской ищейке выглядят куда более
невинно. Без сомнений, Дидье Бланшар меня ненавидит. Уже потому, что я имею
наглость существовать – с физиономией, которая нравится женщинам по определению.
А за принадлежащие лично мне и ничего мне не стоящие сто восемьдесят пять
сантиметров роста он и вовсе закопал бы меня живьем. Неподалеку от Культурного
центра Жоржа Помпиду.
– Я понимаю, Бланшар. И готов всячески содействовать
следствию. Хотя пользы от меня будет немного… Но… Мари-Кристин очень много для
меня значила. Очень.
Лучше бы я этого не говорил.
– Вы не выглядите, как человек, потерявший
близкого, – беззубо уличает меня недомерок.
– А вы знаете, как выглядят люди, потерявшие близких?
Просто я привык бриться каждый день. И менять рубашки. Уж вы простите…
Без сомнений, ищейка меня подозревает. Если не в самом
убийстве, то по меньшей мере в соучастии. Тупоголовый русский альфонс,
воспользовавшийся благородной француженкой в возрасте. И кинувший ее при первой
возможности.
– Бог с ними, с рубашками. И с бритьем. – Бланшар
с остервенением трет смехотворный пух на скулах; у пуха нет никаких шансов
трансформироваться в мало-мальски приличную щетину. – Куда вы отправились
после ресторана?
– Съездили посмотреть на будущий магазин. Ремонт там
почти закончен. Мари-Кристин осталась довольна.
– А потом?
– Потом я отвез ее обратно в отель. Вечером
предполагалась вечеринка, которую устраивали ее здешние друзья. И Мари-Кристин
необходимо было переодеться.
– Вы поднялись вместе с ней?
– Нет. У меня было небольшое дело. Опять же –
касающееся магазина.
– Вы же сказали, что не расставались..,
Проклятье! Неужели Мари-Кристин заслуживает того, чтобы ее
дело вел этот урод? Неужели во всем Париже не нашлось никого более достойного?
– Черт возьми! Те времена, когда я сопровождал ее даже
в душ, прошли безвозвратно!
Интересно, зачем я сказал это? Я никогда не сопровождал
Мари-Кристин в душ, она была слишком щепетильна. Как и положено зрелой женщине,
имеющей молодого любовника.
– Ну-ну, не надо так волноваться, мсье Кутарба.
– С чего вы взяли, что я волнуюсь?.. Я встретил ее
через полтора часа в холле. И мы отправились на вечеринку.
– Куда и к кому?
– Я уже давал показания. Они должны быть в деле.
– Они еще не переведены.
– Да, я понимаю. Супружеская пара, очень милые люди.
Она – дизайнер по интерьерам, довольно преуспевающий. Оформляла оба бутика
«Сават и Мустаки». Зоя Грекова. Ее муж Илья занимается издательским бизнесом.
Два или три журнала, влиятельных в мире fashion. Кроме того, он владелец клуба
«Lovers Rock». Там-то и проходила вечеринка… Вы никогда ничего не записываете,
Бланшар?..
С самого начала нашего разговора – в отличие от русских
следователей, не отрывающих глаз от бумаги, – малыш Дидье не сделал ни
одной пометки.
– У меня хорошая память, мсье Кутарба. Продолжайте.
– Собственно, я почти закончил. Я пробыл там недолго,
что-то около часа.
– А потом?
– Потом я уехал, а Мари-Кристин осталась. Больше я ее
не видел. Во всяком случае, живой…
Чертов недомерок снова начинает выстукивать на столе –
теперь уже нечто психоделическое. Пауза затягивается, но прерывать ее у меня
нет никакого желания. Я знаю, каким будет следующий вопрос, Бланшар просто не
может его не задать.
И он задает.
– Куда же вы уехали?
– У меня была еще одна встреча. На этот раз личного
характера.
– Личного характера?
– Я недостаточно ясно выразился? Свидание с девушкой.
– Ага. С девушкой, – малыш Дидье улыбается мне
так, как будто мы вместе курили в школьном туалете. – И она может это
подтвердить?
– Какого черта!.. – я срываюсь, второй раз за
последние десять минут. Но тут же беру себя в руки. – Это была сугубо
личная встреча, повторяю. И мне бы не хотелось беспокоить девушку по пустякам…
– Пустякам? Вы считаете, что убийство вашего босса…
Женщины, которой вы, по вашим словам, обязаны всем, – пустяк?
– Нет, но… – кажется, я сглупил.
«Сглупил» – щерятся два казенных стола. «Сглупил» – скалится
мастодонтовый, крашенный охрой сейф. «Сглупил» – улюлюкает груда колченогих
стульев. «Сглупил» – веселятся бумазейные шторы на окнах, и почему только я в
них не высморкался?.. Надо положить конец всему этому.
– Просто встреча не состоялась. Девушка не пришла.
– И она может подтвердить это?
Я молчу. Конечно, я мог сказать все, что угодно. Что уехал
из «Lovers Rock» только потому, что устал или плохо себя чувствовал, в конце
концов, никто не принуждал меня остаться. Разве что Мари-Кристин вспылила по
этому поводу, ей почему-то необходимо было мое присутствие. Теперь она мертва и
не может свидетельствовать ни «за», ни «против», чего нельзя сказать о светских
гиенах Грековых. Все это время они кружили поблизости от «машерочки» – слова
гнуснее, чем это, не придумаешь. Даже в дамскую комнату провожали всей стаей…
Наверняка капнули на меня, Зоя с некоторых пор и на дух меня не переносит, а
Илья – известный подкаблучник, пляшущий под дудку жены. Что ж, придется
выкручиваться на ходу.
– Она может подтвердить это? – Бланшар настойчив.
– Вряд ли. Я даже не знаю ее телефона. Познакомились
накануне, я пригласил ее на свидание, она не пришла. Обычное дело.
