– О букинистическом магазине, который один хочет
купить, а другой – продать.
– Нет. Мы говорили не об этом. Вернее, не только об
этом. Знаете, о чем он спросил меня, когда стало ясно, что в ближайшее время
кабина не тронется с места?
– О чем?
– Видел ли я фильм «Лифт на эшафот» с Жанной Моро.
– Почему он спросил у вас об этом?
– Обстановка была подходящая. Созвучная названию. Я
имею в виду почти водевильную ситуацию с лифтом…
– Я понял. А если бы вы оказались в охваченном пламенем
здании – он спросил бы у вас, видели ли вы фильм «Ад в поднебесье»?
– Не знаю. Может быть.
– Так что вы ему ответили насчет Жанны Моро?
– Когда-то я смотрел этот фильм, со своей – тогда еще
будущей – женой. Но абсолютно не помню, о чем там шла речь. Кажется, это был
детектив. Мне показалось, что Ги немного расстроился, когда я не смог вспомнить
сюжет.
– На этом кинематографическая тема была исчерпана?
– Почти. Он поинтересовался еще одним фильмом.
– Каким?
– Довольно необычное название, даже несколько
мрачноватое. Погодите, я попытаюсь вспомнить… Я определенно видел его на
какой-то афише, я подумал об этом и тогда, в лифте… Ну конечно! Старая афиша
Французской Синематеки. Из того самого букинистического, бог знает сколько она
там провисела… А фильм назывался «Диллинджер мертв», точно. Знакомое имя –
Диллинджер. Вы не знаете, кто это?
– Кажется, был такой американский гангстер.
– Так фильм о гангстерах?
– Понятия не имею. Значит, вы трепались о кино.
– Мы не э-э…трепались о кино. Это не было похоже на
треп о кино. Во всяком случае, Ги говорил о Диллинджере как о своем личном
враге. Как будто этот Диллинджер отправил на тот свет всю его семью, увел у
него невесту прямо из-под венца и сломал самому Ги позвоночник напоследок.
– Что же привело мсье Кутарба в такое возбуждение? Ведь
Диллинджер мертв.
– Мертв?
– Мертв. Если судить по названию… Экстравагантность мсье
Кутарба именно в этом и заключалась – в личных счетах с киноперсонажем и в
жонглировании фильмами?
– Нет. Разговор о фильмах занял у нас минут десять от
силы.
– А все остальное время?
– Я расспрашивал Ги о его работе. Вернее, о его духах.
За несколько дней до нашего знакомства моя жена приобрела «Саламанку»… Нет,
«приобрела» – не совсем точное слово. Счастливо воссоединилась со своим запахом
– так будет вернее. Она даже внешне изменилась…
– Помолодела лет на двадцать и стала похожа на Ким
Бессинджер?
– Ваша ирония не совсем уместна, мсье Бланшар…
– Простите, не удержался. Не очень-то я доверяю всей
этой рекламе гигиенических средств…
– Духи – не гигиеническое средство. А что касается моей
жены – она осталась собой.
– И при этом изменилась?
– Да. Я и забыл, какой она была двадцать три года
назад, когда мы с ней только познакомились. Я забыл, а благодаря этим духам –
вспомнил.
– О чем?
– О том, что в молодости она любила группу «Sex
Pistols», мужские рубашки с запонками и сигары. О том, что она никогда не считала,
что я подражаю Трумэну Капоте. О том, что она целовалась так, что дух
захватывало…
– А духи сыграли роль афродизиака?
– Странно…
– Что странно? Связка «полицейский – афродизиак»?
– Нет. Странно, что вы вообще упомянули афродизиаки.
Хотя внезапно нахлынувшие воспоминания… внезапно вернувшуюся память… можно
считать афродизиаком.
– Ваша жена тоже вспомнила о сигарах? И о мужских
рубашках с запонками?
– Нет. Достаточно было того, что вспомнил я.
– Вы сказали ей об этом?
– Я сказал ей только, что эти духи ей идут.
– Вы сказали об этом самому Ги?
– Я был ему благодарен – вот и сказал.
– А он?
– Спросил, какие сигары предпочитала моя жена в
молодости… Духи – и есть воспоминания, примерно к этому сводилась его мысль:
ничего другого найти в них невозможно.
– Интересно, что сказала бы на это ваша жена? Двадцать
три года назад, когда целовалась так, что дух захватывало… Сколько ей было
тогда?
– Девятнадцать.
– Вряд ли она думала о каких-то там воспоминаниях. Она
ведь и тогда пользовалась духами. Или нет?
– Конечно. Ей нравился запах магнолии, немного дешевый,
но убедительный.
– Немного дешевый?
– Я считал его немного дешевым, немного наивным,
немного акцентированным, но именно в этом заключался его шарм. А знаете, мсье
Бланшар, ведь и в «Саламанке» легко угадывалась магнолия… другая, без налета
дешевизны – но все же магнолия.
– Облагороженная временем?
– Облагороженная воспоминаниями. Так что, может быть,
Ги не так уж неправ?
– Ги, Ги, Ги… Все так и норовят ухватиться за палец Ги,
лизнуть его в задницу…
– Вы как будто недолюбливаете его, мсье Бланшар.
– Я просто пытаюсь быть объективным. О чем еще вы
говорили?
– О ловушках.
– В контексте духов?
– В контексте застрявшего лифта. Но и в контексте духов
– тоже. И в контексте воспоминаний. Ги употребил еще одно слово – «капкан».
– Букинистический в этом же контексте не упоминался?
– Не припомню. Возможно.
– А сам мсье Кутарба не расспрашивал вас о его бывших
владельцах?
– Нет.
– Разговор вертелся только вокруг двух дурацких
фильмов, одного дурацкого запаха и вашей жены?
– И вокруг ловушек.
– Капканов?
– Да. Мы ведь застряли в лифте, не забывайте. Запах – и
есть ловушка, примерно к этому сводилась его мысль, и выбраться из запаха
гораздо сложнее, чем из застрявшего лифта. Но даже если ты и выберешься – не
факт, что окажешься на нужном этаже.
– Вздор. До нужного этажа всегда можно дойти пешком.
– Если есть лестница. И если эта лестница куда-нибудь
ведет.
– Час от часу не легче… Это чудное умозаключение
принадлежит вам? Или ему?
– Ему.
– Лестницы вызывают в нем такую же ярость, как и
киношный Диллинджер?
– Особой ярости по отношению к лестницам я не заметил.
Настороженность – да, но отнюдь не ярость.
