– Почему? Он поделился с вами своей настороженностью?
– Нет. Я просто имел возможность наблюдать ее.
– Где? В лифте?
– Ну что вы! Чуть позже, несколько дней спустя, если
быть точным. Когда мы вместе с Ги осматривали букинистический.
– Зачем вы его осматривали?
– Как же – зачем? Договор был на стадии подписания –
самое время взглянуть в глаза такому ценному приобретению, как магазин.
– Опишите мне ее.
– Кого?
– Эту чертову книжную лавку.
– Вы же видели ее… как вы утверждаете.
– Опишите.
– Хорошо. Два этажа, собственно магазин занимает первый
этаж. Есть еще второй, с жилыми комнатами. Их три, не считая небольшой кухни,
двери выходят в одну из галерей. Галереи идут по периметру всего этажа, вдоль
стеллажей – их тоже можно считать продолжением магазина. В центре – холл, и к нему
ведет подобие галерей… Небольшие такие мостики с перилами.
– И все?
– Все.
– По-моему, вы кое-что забыли, мсье Перссон.
– Что именно?
– Внутренний дворик. В него можно попасть, если
пройдешь через подсобку первого этажа.
– А-а, вы об этом… ну какой же это внутренний дворик,
помилуйте/ Так, архитектурная нелепость. Недоразумение.
В него можно попасть, если пройдешь через подсобку первого
этажа. Никакими другими путями до него не добраться. Разве что спуститься
сверху, со стен. Но для этого надо быть как минимум альпинистом и иметь
соответствующее снаряжение. Сколько окон выходят во дворик? Учитывая все четыре
стены, его окружающие…
– Откуда же мне знать?
– Вы ведь агент, мсье Перссон. И наверняка хорошо
изучили все особенности продаваемого объекта.
– Мне бы и в голову не пришло назвать внутренним
двориком этот каменный мешок…
– Пять на семь метров – итого еще тридцать пять
квадратов к заявленным двум сотням. Не слишком ли просторно для каменного
мешка, а?
– Но…
– Пара клумб. Дерево. Платан. Поправьте меня, если я
ошибся.
– Не платан. Пиния.
– Вот видите. Пиния. Хорошо, что вы разбираетесь в
деревьях.
– Я не разбираюсь в деревьях, к тому же это давно
засохло. А пинию признал в нем Ги.
– Какой разносторонне образованный молодой человек! Тут
тебе и Диллинджер, и Жанна Моро с «Лифтом на эшафот», и пиния…
– Вспомнил!
– Что еще вы вспомнили?
– Лино Вентура. Это он играл главную мужскую роль.
Главную женскую играла Жанна Моро, а главную мужскую – Лино Вентура. Моя жена
как-то сказала мне… много лет назад… что в зрелые годы я буду похож: на Лино
Вентуру.
– Не очень-то вы на него похожи, если честно.
– Я знаю. Я рано полысел, увы… Если уж я на кого-то и
похож: – так на Мишеля Пикколи. Вы не находите, мсье Бланшар?
– Может быть. Я плохо помню Мишеля Пикколи.
– Конечно, вы человек совсем другого поколения. И у вас
другие кумиры.
– У меня нет кумиров.
– Да-да, я понимаю… Вы не из тех, кто может насвистеть:
«Возвращайся к нам опять, Джимми Дин, Джимми Дин»…
– Лучше вернемся к внутреннему дворику. И к мсье
Кутарба, признавшему в засохшем дереве… как ее?..
– Пинию.
– Именно.
– Он расчувствовался – Ги. Когда увидел это дерево.
Сказал, что оно напоминает ему детство.
– Пиния?
– Да. Что неподалеку от его дома была пиниевая роща. Он
так искренне это сказал, с такой светлой грустью… Я сразу вспомнил одного
своего клиента, купившего дом в Понтуазе…
– Оставим в покое Понтуаз.
– Вы не поняли, мсье Бланшар. Пиния была мертва, отсюда
и грусть.
– Диллинджер мертв, пиния мертва… Это вы показали Ги
внутренний дворик?
– Собственно… Я хотел провести Ги по второму этажу, мы
даже поднялись на один лестничный пролет…
– И что?
– Пришлось остановиться на площадке. Мне показалось,
что в какой-то момент Ги раздумал подниматься.
– Сказалось, как вы изволили выразиться, его
настороженное отношение к лестницам?
– Возможно. Во всяком случае, он сосредоточился на
картине в простенке. Несколько минут ее разглядывал.
– Что за картина?
– Вы должны были ее заметить, если были в
букинистическом. Какой-то средневековый сюжет под стеклом. Мне показалось, что
Ги уже знаком с ним.
– Почему вам так показалось, мсье Перссон?
– Он знал, кто именно изображен на картине. Святой
Мартин, не самое распространенное имя святого, не так ли? Он знал и название
сюжета – «Милосердие святого Мартина».
– Ну и что?
– Ничего особенного, конечно. Это всего лишь вопрос
эрудиции. Вот только… Картина осталась от прошлых хозяев, так же, как и афиша
Французской Синематеки. И стекло на ней было покрыто толстым слоем пыли. Для
того чтобы разглядеть ее, мне пришлось погубить свой собственный носовой
платок. Я протер им стекло.
– Ну и что?
– Ничего особенного, конечно. Но Ги сказал мне о
Мартине еще до того, как я вытащил носовой платок. Он не мог видеть картины, он
мог только вспомнить ее.
– И вас это не удивило?
– На долю секунды, не более. Ги ведь не скрывал, что
бывал здесь. Возможно, даже в детстве…
– Смею вас уверить, мсье Перссон, детство Ги Кутарба
прошло вдалеке не только от Парижа, но и от Франции.
– Значит, он посетил букинистический позже.
– Несомненно, позже. И не исключено, что именно в то
самое время, когда от магазина остались одни воспоминания. Вопрос в другом –
как он туда попал.
– Спросите об этом у него самого.
– Обязательно спрошу. Как вы думаете, почему засохла
пиния во внутреннем дворике?
Ги объяснил это отсутствием солнечного света. Пиния ведь
солнцелюбивое дерево, а света там явно не хватало. Каменный мешок и есть, мсье
Бланшар.
– Так сколько окон туда выходят?
– Во внутренний дворик?
– Да.
– Честно говоря, я не помню. Кажется, одно-единственное:
на противоположной, северной стене, на уровне примерно третьего этажа.
– Одно-единственное?
– Еще одно окно – на восточной – заложено кирпичами.
Старая кладка.
