– Вот видите! А говорите – не помните. Уединенное
местечко, не правда ли?
– К чему вы клоните, мсье Бланшар?
– Ни к чему. Вы упомянули две клумбы.
– Это вы упомянули две клумбы.
– Разве?
– Вы.
– В любом случае, клумбам повезло больше, чем засохшей
пинии. Там ведь что-то растет, несмотря на недостаток солнечного света?
– Папоротники. Ги признал в растениях папоротники.
– Они тоже напомнили ему детство?
– Об этом не было сказано ни слова. Боюсь, что
папоротники, в отличие от пинии, неприятно его удивили.
– Насторожили, так же, как и лестница на второй этаж?
– Неприятно удивили.
– Почему?
– Мне так показалось.
– Почему?
– Выражения «Вот черт!» вам будет достаточно?
– Если оно носит негативную окраску.
– Оно носило негативную окраску. Ги довольно долго
рассматривал папоротники.
– Почему?
– Он кое-что там нашел.
– Что именно? Или он не поделился с вами своим
открытием?
– Папоротники кишели улитками.
– Какими улитками?
– Самыми обыкновенными садовыми улитками.
– Так это улитки неприятно удивили мсье Кутарба? Улитки
на папоротниках, а не сами папоротники?
– Теперь я склонен думать, что именно улитки. Да, на
лице Ги в тот момент не было написано ничего, кроме брезгливости. Как будто
вместо улиток он увидел там раздавленного таракана. Я даже пожалел, что мы
вообще вышли в этот проклятый внутренний дворик.
– Это была инициатива Ги – выйти во дворик? Или ваша
собственная?
– Я видел, что ему не очень-то хочется подниматься на
второй этаж. Потому и предложил пройтись по первому. Мы заглянули в подсобку,
откуда есть проход во дворик. Так мы и оказались там.
– Надо полагать, мсье Кутарба недолго наслаждался видом
садовых улиток?
– Очень недолго. Он сразу же предложил мне подняться на
второй этаж.
– Ты смотри! Что же его так подстегнуло?
– Второй этаж необходимо было осмотреть.
– Наплевав на лестницу?
– Думаю, к тому времени Ги уже справился с собой.
– Он остался доволен осмотром?
Да, если это можно назвать осмотром. Мы провели на втором
этаже не больше пяти минут, он даже в комнаты заходить не стал. Взглянул на них
с порога, пощупал корешки книг. Книги остались от прежних хозяев, ни одного
пустого стеллажа…
– И?
– На этом визит на второй этаж закончился. Мы
спустились вниз. Правда, он еще на минуту задержался у картины.
– Зачем?
– Очевидно, она ему нравилась. Ги еще спросил у меня,
как я нахожу святого Мартина.
– А вы?
– Сказал, что нахожу его замечательным. И посоветовал
Ги не снимать картину. Так и оставить ее в простенке.
– Он внял совету?
– Послушайте, мсье Бланшар. Судя по всему, вы были в
этом букинистическом гораздо позже меня. Совсем недавно, как вы утверждаете. Он
внял совету?
– Да. После заключения сделки вы не виделись?
– С какой стати мы должны были видеться?
– Мне показалось, что за время скитаний по лифтам и
букинистическим у вас сложились почти дружеские отношения.
– Вам показалось.
– И тем не менее он снова обратился к вам? Я имею в
виду покупку дома на улице Музайя.
– Это произошло много позже. Где-то спустя полгода. Ги
позвонил мне и сказал, что хотел бы поселиться в каком-нибудь тихом гнездышке
подальше от центра. У меня был один симпатичнейший вариант на Музайя. Его я и
предложил. Надеюсь, вы не будете утомлять меня расспросами о планировке еще и
этого дома?
– Не буду. Дом на Музайя меня не интересует.
– Вас интересует букинистический.
– Вы даже не можете представить себе – насколько.
– И представлять не хочу. Всего лишь один вопрос, мсье
Бланшар…
– Пожалуйста.
– Почему вы расспрашиваете меня о Ги? Он… совершил
что-то противоправное?
– Думаю, ему самое время помолиться святому Мартину,
мсье Перссон…
…Свободен.
Я свободен, так же как и Линн.
Я все еще не могу поверить в это. Стоя перед дверями
букинистического (Линн только что захлопнула их за мной) я не могу поверить.
Свободен.
Теперь мне остается лишь узнать, который час, чтобы
почувствовать себя свободным окончательно. Конечно, можно и без всяких часов
определить: сейчас никак не меньше полудня, улица залита солнцем и забита ма-4
шинами, тени жестки и укорочены, желтый «Фольксваген» Линн припаркован тут же,
как давно я его не видел!
Сейчас никак не меньше полудня или около того; но для меня,
проведшего ночь в странно расслабленном, разжиженном временном промежутке,
совершенно необходима точность: одиннадцать часов пятьдесят восемь минут,
двенадцать часов четырнадцать минут, неважно. Важны минуты и секунды, такие же
жесткие, как тени на тротуаре.
В ближайшем бистро я получаю исчерпывающий ответ:
12:07.
Получаю – и снова возвращаюсь к букинистическому.
Если с годом и месяцем все будет в порядке – можно считать,
я легко отделался. И все произошедшее ночью – дурной сон, не более.
Я стою спиной к табличке «FERME»
[54]
. Линн
решила взять тайм-аут, что ж, я могу ее понять. Вопрос лишь в том, как скоро
эту табличку сменит другая. И кого теперь будет ждать Линн: нового Эрве или
нового Энрике.
«Ferme» – для Крота, «Ouvert» – для испанца. «Ferm6 Ouvert»,
выбор не так уж велик, но это единственное, что может позволить себе Линн,
букинистка-неудачница, не сумевшая удержать рядом с собой ни одного мужчину.
Все ее любовные истории заканчивались так же, как любовные истории других людей
– одиночеством. Или ожиданием другой истории и другого одиночества, не одинок
только я, у меня есть Анук.
Анук, моя девочка.
От милосердия святого Мартина Линн не досталось ровным
счетом ничего, дырка в стене, которую она вынуждена прикрывать плохой копией
плохой картины. И почему именно святой Мартин, и кто он, этот святой Мартин?..
И кому на самом деле покровительствовал святой Мартин – Линн? джазмену? им
обоим? дырке в стене?.. Об этом может знать разве что какой-нибудь чинуша из
папской канцелярии. Или секретарша Мари-Кристин – Николь, выпускница
католического колледжа в Амьене и тайная эротоманка. Но никакой надежды на
Николь нет, пантеон ее святых больше напоминает съемочную площадку порнофильма,
ангелы и архангелы рассортированы в нем исходя из размеров члена, Петр и Павел
застыли перед райскими вратами в позе двух популярных интернет-педиков Джо и
Джошуа, а ссылки на Библию с успехом заменяют ссылки на порносайт
«BoysHotCocks.com».
