Неважно, что сама Линн без ума от Джонни Митчелл, такой же
стареющей блондинки, как и она сама. У Джонни есть все то, что так близко
Линн, – сигарета в пальцах, одинокие вечера в баре, «ответь мне, моя
любовь» в сопровождении симфонического оркестра. Никаких особых экспериментов
со звуком, любая песня Джонни – саундтрек к майской поездке Линн в Сан-Тропе,
яхты и набережные – самые консервативные вещи на свете.
Та, другая, Линн плевать хотела на вкусы своих любовников,
она заставляет их слушать совсем другую музыку, что-то очень облегченное, такое
же облегченное, как и отношение «другой Линн» к последней модели вибратора.
Музыкальные предпочтения «другой Линн» тоже фигурируют в новых поступлениях:
PATRICIA KAAS – PIANO BAR
KENNY G – INSTRUMENTAL COLLECTION
SHAKATAK – SMOOTH SOLOS
PINK – CAN'T TAKE ME HOME
MORCHEEBA – FRAGMENTS OF FREEDOM
Избавилась ли Линн от цветочных трупов? Для того чтобы
собрать их, понадобится не один мешок для мусора. Скорее всего – избавилась,
вновь обретенной свободой хочется воспользоваться немедленно. Я засовываю диск
в музыкальный центр, пусть будет Джонни Митчелл – «Both Side Now», я немного
скучаю по Линн, кто бы мог подумать. По Линн-чудачке, по Линн-избавительнице,
по Линн – рубиновому сердечку; конечно, ее возлюбленные называли Линн совсем
по-другому, но Линн – рубиновое сердечко – тоже неплохо.
Если бы я был Эрве или Энрике – я бы звал ее именно так.
Время звучания диска – 51 мин. 29 сек. Теперь я знаю о Линн
почти все, для этого понадобилась пятьдесят одна минута и двадцать девять секунд.
История жизни Линн – с мужчинами и с самой собой в отсутствие мужчин – разбита
на главы, их совсем нетрудно подсчитать:
«Comes Love» – 4:28;
«Sometimes I'm Happy» – 3:58;
«Don't Worry About Me» – 3:48;
«I Wish I Were In Love Again» – 3:55;
«Don't Go To Strangers» – 4:09;
«At Last» – 4:26.
Остальные шесть композиций не в счет, кому интересно, как
Линн чистит зубы, платит по счетам, ругается с торговцем овощами из-за пары
артишоков, ругается с полицейским из-за штрафа за парковку в неположенном
месте; шикает на мальчишку-сенегальца, сунувшего ей «фак» – так просто, от
дури, от черной, с фиолетовым отливом кожи, от розовых пяток, от привычки
натягивать презерватив на обрезок трубы – чтобы та лучше держалась в руке во
время уличных драк.
Остальные шесть композиций не в счет, a «At Last» – это я,
Кристобаль, начинающий писатель, одинокий молодой испанец в Париже. Я – все,
что ей удалось урвать напоследок, я всегда останусь для нее Кристобалем,
начинающим писателем. Я – Гай Кутарба или Ги Кутарба, как я сам привык о себе
думать. По-французски.
«Comes Love» – самая длинная композиция в жизни Линн, самая
печальная. Одинокий вечер в баре, два стакана виски сверх положенной нормы,
спички (подарок от заведения, дома уже валяется пара десятков точно таких же
подарков), надо бы подтянуть чулки и подкрасить губы, но отлучаться в дамскую
комнату чревато – так можно пропустить случайно зашедшую в бар любовь. Конечно,
о ее приходе возвестит привязанная к стойке секция духовых (саксофон солирует),
но и подстраховаться не мешает. На всякий случай. Подстраховаться не мешает,
уже целый месяц нет дождя, и автобусную остановку перенесли на двести метров
вперед – а ведь известно, что дожди и автобусные остановки соединяют влюбленных
чаще всего.
Бедная Линн.
Дождь начинается внезапно, прямо у нее за спиной, настоящий
ливень; лишь на мгновение его прерывает повизгивание тормозов и шум открываемых
дверей – автобус не доехал до остановки ровно двести метров.
Бедная Линн, бедное рубиновое сердечко.
Рубиновое сердечко колотится в груди, зачем она выпила
столько виски, и эти следы от помады на стакане, такие же рубиновые, как
сердечко…
Сердце колотится, колотится, колотится.
– …Вечно ты слушаешь всякое дерьмо, Гай..,
Анук.
Анук, моя девочка.
Анук сидит в метре от меня, прямо на полу, как обычно.
– Музыка для баб и таксистов. Какой же ты
сентиментальный.
Волосы Анук мокры, мокры рукава свитера, подол шерстяной
юбки тоже мокрый, с ботинок натекли две лужицы воды. Анук лениво перебирает в
руках диски, которые я отложил: «De-Phazz», «Coldplay», «Steely Dan».
– Анук… Анук… Ты вся вымокла, Анук, – лепечу я,
Я всегда жду Анук и всегда оказываюсь не готов к встрече с
ней.
– Дождь, вот и вымокла.
– Разве на улице дождь?
– Дождь. Слепой дождь. Ты просто не заметил.
Не заметил, да. Анук может убедить меня в чем угодно. Даже в
том, что моя сигарета останется сухой под дождевыми струями – так же, как
оставалась сухой сигарета курящего друга Линн. Похожая на самурая сигарета.
Анук может убедить меня в чем угодно – даже в том, что все рассказанное Линн о
самокрутках, самураях, мечах и душевой кабинке – правда.
– А где твоя девушка? – спрашивает Анук.
– Какая девушка?
– Та, которую я видела в киношке.
– Анук… Ты вся вымокла, Анук…
– А у тебя все волосы в песке.
Я избавляюсь от наушников, в которых все еще звучит Джонни
Митчелл, песок в волосах, очевидно, остался от встречи с Акрамом, братом Али, и
как только Анук его разглядела?.. Я избавляюсь от наушников и сажусь на колени
перед Анук. Падаю на колени перед Анук, перед ее безмятежными фиалковыми
глазами.
– Тебе нужно переодеться. Возьми мою футболку. И куртку
тоже, они по крайней мере сухие. Тебе нужно переодеться, иначе ты простудишься.
– Я никогда ни у кого не беру вещей, Гай. Мои вещи –
это мои вещи. А чужие – это чужие.
– Но ведь я… твой брат, – с надеждой в голосе
шепчу я. – Я твой брат. Близкий человек.
Я знаю, что она ответит. Я знал это всегда. И я знаю, что
она сделает.
– То, что мы перекантовались девять месяцев в чьем-то
животе, еще не повод для близких отношений, Гай, – Анук как обычно сует
себе в рот большой палец. – Уволь меня от этих сантиментов.
– Да, я понимаю…
– Твоя девушка очень даже ничего. Та, которую я видела
в киношке. Все-таки она гораздо симпатичнее, чем старая грымза.
Николь-Бернадетт, да? – Анук откровенно издевается надо мной, бедным
сиамским братцем.
– Мари-Кристин.
– Неважно.
– Фильм назывался «Лифт на эшафот», с Жанной Моро. Во
всяком случае, Линн пригласила меня именно на него.
– Значит, твою девушку зовут Линн.
