– Значит, пригласил на свидание.
– Во всяком случае, в тот вечер мадемуазель вернулась
поздно. И выглядела вполне довольной жизнью.
– Довольной жизнью? Разве это подходящее определение
для влюбленной женщины?
– Ну… Несчастной она не выглядела точно.
– Грусть от разделенного чувства проявилась потом?
– А-а… вы об этом… Скажем, я заметил ее только тогда,
когда мы в очередной раз разговаривали.
– Очередной ночью?
–Да.
– Взгляните-ка на эти снимки… Вы кого-нибудь узнаете?
– Мне уже показывали их. Полтора года назад. И я уже
тогда все сказал. Вот здесь, справа, сама мадемуазель. А это ее друг, который
приходил в гостиницу.
– Кристобаль.
– Да.
– Очень хорошо.
– И вот еще что я вспомнил. У него было кольцо на
мизинце, довольно примечательное.
– Кольцо? Почему вы об этом сказали?
– Вспомнил – вот и сказал.
– Почему вы сказали об этом сейчас? Ведь полтора года
назад вы даже не упоминали о нем.
– Черт его знает. Должно быть, потому, что за полтора
года я стал придавать некоторое значение кольцам.
– Вы были обручены?
– Можно сказать и так. Надел на палец своей девушке
кружок от лука.
– А она?
– А она надела мне на палец кружок от сладкого перца.
Мы вместе готовили салат.
– Символично. Вы бы смогли узнать кольцо приятеля
мадемуазель О-Сими?
– Думаю, что да.
– Вы так хорошо его рассмотрели?
– Я даже держал его в руках. То есть сначала я увидел
это кольцо на мизинце у парня, я уже говорил. А потом то же кольцо оказалось у
мадемуазель. Только не на мизинце – у мадемуазель такие тонкие пальчики… Не на
мизинце – на указательном. И то оно было ей велико, так и норовило
соскользнуть.
– Посмотрите внимательно. Вот это?
– Да. «Carpe Daim», надпись я тоже запомнил. «Сагре
Daim», лови мгновение.
– Откуда вы знаете?
– Я много читаю, занимаюсь самообразованием. Я перевел
это изречение.
– Это она просила вас перевести? Мадемуазель О-Сими?
– Нет. Просто надпись показалась мне любопытной. Не
могу ручаться за точность перевода, но «лови мгновение» – самый подходящий
вариант. Как раз в духе того парня.
– С чего вы взяли?
– Они был похож на ловца.
– Что вы имеете в виду? Он был похож на охотника за
удовольствиями? Или… охотника за женщинами?
– Он был похож: на ловца. Есть же ловцы жемчуга,
например.
– А в роли жемчужины, стало быть, выступала мадемуазель
О-Сими Томомори?
– Нет, я другое имел в виду… Это сложно объяснить…
– А вы попытайтесь.
– У него было такое лицо, как будто он сидел где-то на
глубине и даже не собирался всплывать. Как будто на него давила чертова толща
воды и он сквозь эту толщу смотрел, понимаете?
– С трудом.
– Объяснить доходчивее я не смогу, но этот парень
чем-то меня напрягал.
– Чем?
– Он мне не нравился.
– От него исходила какая-то опасность? Какая-то угроза?
– Он мне не нравился, вот так-то. Он был не такой, как
все.
– Грета Гарбо тоже была не такой как все, по вашему
утверждению. И тем не менее…
– Это совсем другое, инспектор. Совсем другое.
– Как если бы вместо богомола или кузнечика сжечь… к
примеру, кошку?
– Причем здесь кошка? Хотя… Можно сказать и так.
– Все зависит от размеров жертвы?
– Все зависит от размеров жертвоприношения. Он – в этой
своей толще воды – был способен на максимум.
– Максимум?
– Кошка – не максимум.
– Кошка – не максимум?
– Кошка – не максимум, собака никогда не врет, но и не
говорит правды…
– Самообразование вам об этом нашептало?
Витгенштейн. Был такой философ. Это он придумал про собаку.
А про кошку сказали вы, господин инспектор. Но я ведь не кошку имел в виду,
когда говорил о жертвоприношении.
– А кого?
– Мне жутко не нравился тип по имени Кристобаль. Этим и
ограничимся.
– В день, когда пропала мадемуазель О-Сими…
– В ночь. Я ведь ночной портье. В ночь на двадцать
третье мая я видел их вместе, они спускались по лестнице. О-Сими и этот… хинин.
– Кто?
– Хинин. Это японское слово, господин инспектор.
Синоним недочеловека. Раньше в Японии так называли тех, кто работал на бойне.
Не самая достойная работа, согласитесь.
– Обычная.
– Ну да, вы же полицейский… Бойней вас не удивишь.
– Почему вы вдруг заговорили о бойне?
– Просто вспомнил, о чем подумал тогда. Когда они
спускались по лестнице. Когда я увидел его глубоководные глаза. Интересно,
подумал я, как он воспринимает всех нас из своего аквариума? Как он
воспринимает мадемуазель О-Сими…
– Он что, вел себя неадекватно?
– Да нет… Как можно неадекватно спускаться по лестнице?
Ты спускаешься – и все тут.
– И все-таки, что-то вас насторожило?
– Это были лишь внутренние ощущения, не более.
– Я смотрю, у вас здесь целая стойка с дисками… Вы не
только читать успеваете, но и музыку слушаете?
– Она никому не мешает – я ведь слушаю ее. в наушниках.
– А если вы вдруг срочно понадобитесь кому-нибудь из
постояльцев?
– Тогда загорится лампочка. Обычная система.
– Так какими были ваши внутренние ощущения?
– Какими? Э-э, Эрве, сказал я себе, от этого типа можно
ждать чего угодно, включая неприятности… Как от отставного жеребца – солиста
Королевского Андалузского лошадиного балета. Того и гляди – получишь копытом в
темя.
– А вы видели отставного жеребца – солиста Королевского
Андалузского лошадиного балета?
– Нет.
– А сам балет?
– Нет. Но у меня есть монета с шикарным жеребцом.
– Испанская?
– Исландская. Хотя…
– Что – хотя?
– Хотя теперь я думаю, что может это и не жеребец
вовсе…
