— Может быть, ты встретишь свою любовь? — попыталась обратить все в шутку Юля.
Наследник смешно насупился, всем видом показывая, что даже в этом случае он не собирается обзаводиться женой ни сейчас, ни когда-либо. Оррен вздохнул, откладывая колоду карт в сторону.
— Не стоит его обнадеживать, — укорил он Юльтиниэль, — это у вас, эльфов, любовь прежде всего остального, а для Криса все по-другому: на которую совет укажет, та и станет следующей императрицей. В роду Литов взаимных чувств, кажется, еще ни у кого не было. И это, бесспорно, весьма печально. Кстати, с одной из возможных претенденток ты, может, еще увидишься здесь, когда ее будут представлять императорской семье.
— Ну когда-нибудь же система должна дать сбой? Так почему бы ей не сделать это на Крисе? — Девушка подмигнула приободрившемуся малышу и неожиданно решила проверить, действительно ли то, что они делают и говорят, влияет на будущее. И начала сочинять первое, что ей пришло на ум, понимая, что прозвучит это странно и неправдоподобно, но все-таки надеясь, что сработает. — Все эльфы немного умеют видеть судьбы, так что обращай внимание на фиолетовый цвет.
Юный наследник серьезно кивнул, а Оррен уже собрался что-то уточнить или прокомментировать, как вдруг дверь покоев открылась, пропуская тоненькую служанку со свежими цветами для эльфийки. Увидев открывшуюся ей картину: весьма фривольно устроившихся на кровати младшего Рита и княжну Лареллин, — девушка испуганно ойкнула, залилась краской и, уронив цветы, поспешила прочь, что-то причитая. Юльтиниэль нахмурилась — лицо служанки показалось ей смутно знакомым, словно она видела ее совсем недавно, но никак не могла вспомнить где. И почему вдруг стало так тревожно?
— Ну вот… — огорчился Оррен. — Я тебя скомпрометировал. Прости.
Мужчина поднялся с мягкого матраса и принялся натягивать обувь. Выглядел он и правда крайне виноватым. Впрочем, Юльтиниэль прекрасно знала, что к вопросу чести ее отец всегда относился трепетно, если даже не болезненно.
— Ладно тебе! Ничего страшного! — поспешила его успокоить Юля. — Ну и что, что она увидела? Никто не поверит в то, что мы тут что-то неприличное делали. И Крис подтвердит, что мы просто беседовали. Ты ведь подтвердишь?
Мальчуган поспешил ее заверить, что обязательно заступится за княжну. Оррен покачал головой, но тень тревоги покинула его лицо.
— Можно подумать, что мне есть о чем беспокоиться в твоем присутствии! — продолжила Юльтиниэль убеждать упрямца, что ему не стоит так поспешно сбегать, словно оставляя место преступления.
Оррен улыбнулся.
— Не о чем, — кивнул он. — Рэль, извини, но я к тебе как к младшей сестре отношусь, даже не знаю почему. Как к мелкой, вредной, иногда совершенно невыносимой, но все-таки сестре… — неожиданно признался Рит. — Даже самому странно, обычно я неравнодушен к светлым эльфийкам, — отшутился Оррен. — Но все-таки мне пора, да и Криса уже наверняка учителя обыскались. Пойдем, крестник, пусть лучезарная княжна отдохнет. А я загляну к Ричарду — узнаю, проверили Алека или же нет.
— Сообщишь мне результат? — на прощание попросила Юля и закрыла за ними дверь. Значит, неравнодушен к эльфийкам? Может быть, он уже знаком с той, кто станет ее матерью?
Юльтиниэль с наслаждением выскользнула из пыльной одежды, которую не успела переодеть раньше, и, не расправляя, кинула в угол, чтобы потом отдать слугам. Несколько секунд наслаждалась легкостью, надеясь, что именно в этот момент ее никто не додумается навестить, а потом отправилась исследовать ванную комнату.
В результатах проверки Алека Юля не сомневалась, а это означало, что вечером будет небольшой прием, предваряющий роскошный бал в честь защитника. И уже на этом приеме она хотела выглядеть потрясающе, а не казаться заморенной долгой поездкой шваброй. Пусть придворные знают, чего стоит светлоэльфийская княжна. Может быть, она даже найдет среди гостей похожую на нее девушку и наконец узнает, кто ее мама.
Обычно, доживая до моего возраста, люди спешат оглянуться назад, чтобы посмотреть на пройденный путь другим взглядом, оценить свои поступки и успехи, достижения, понять, сбылись ли мечты и оказались ли они действительно такими желанными, какими казались ранее. Насколько иллюзия взрослой жизни совпала с реальностью. И эта середина, когда человек понимает, что он уже далеко не молод и старость более не представляет собой какое-то абстрактное понятие, становится своеобразным рубежом, и перейти его — для кого-то задача невыполнимая.
Я знал и знаю многих людей, которые, обернувшись, не увидели ничего… А мне же как-то все недосуг было: то мыслями своими занят был, то вообще думать не хотелось, то одно желание замок от разрушения спасти и самому до срока не поседеть, то приключения неожиданно на зад нашлись, теперь вот война…
Но сейчас, держа в руках дневник Пресветлой матери, написанный Великим творцом, когда она была всего лишь несмышленой обидчивой девчонкой, мне захотелось взглянуть на себя со стороны.
Вот сидит сорокачетырехлетний мужчина. Не писаный красавец (исключительно на мой самокритичный взгляд), но, к счастью, и не урод. Герцог, хотя родился в семье младшим без надежды получить герцогскую корону, — но это уже дело случая. В молодости постранствовал так хорошо, что чужие земли оскомину набить успели. Повоевал немного, всего ничего разбойничал, пару раз чуть не оказался казнен. Затем вернулся на родину, где узнал несколько неприятных тайн рода, познакомился с настоящим отцом и вообще устроил вместо личной жизни непонятно что. Зато, как благословение небес, получил дочь, хотя периодически считаю это наказанием за свои грехи. Есть надежные друзья и достойные враги. И даже несмотря на непонятные отношения с Хель — то ли убить она меня хочет, то ли еще что (да и я не могу признаться, что отличаюсь особой приязнью к ее персоне), — все равно пользуюсь (причем самым наглым образом!) благосклонностью творца.
Так о чем же мне жалеть? Да… ошибок и глупостей насовершал воз и маленькую тележку, но без них я бы оказался совсем другим человеком — не наступив единожды на грабли, трудно понять боль и пересмотреть свое отношение к жизни.
И вроде из запланированного успел все сделать, да и еще вперед планов наготовил — до конца жизни хватит, если оная хоть на пять столетий растянется. А сие маловероятно… Нет, жаль, конечно, что я почти восемнадцать лет затворником сидел. Но это с какой стороны посмотреть — зато занимался заботами герцогства, не оставляя без внимания ни одну просьбу или жалобу, следил, как взрослеет дочь, пусть и делал это чуточку со стороны. Навещал соседей на их приемах и празднествах, выезжал на охоту, с удовольствием высыпался или засиживался допоздна в библиотеке. В столицу вот ездил. Можно сказать, смог ощутить вкус спокойной, размеренной жизни, которая кому-то может показаться серой и обыденной, но для меня она оказалась лишь передышкой, каковой я всецело насладился, и ни капли не жалел, что она подошла к концу.
Конечно, заглядывая в глубины зеркал и видя там совсем другого Оррена Рита, нежели чем двадцать лет назад, сердце неприятно ныло, понимая, что уже много чего в жизни никогда не будет. Зато время возьмет свое, и не успею я оглянуться, как на месте широкоплечего, высокого мужчины окажется высохший, сгорбленный старик. И что ж? В жизни стоит попробовать все — и старость в том числе, если до нее, конечно, удастся дожить.
