Вскоре круг подошел к концу. Мне прямо не верилось, ведь создалось ощущение, что мы скакали не меньше часа, хотя на самом деле прошло минут пятнадцать. Наверное, именно на это и делался расчет. Для парнов было не так сложно преодолеть это расстояние, но разноплановые препятствия забирали много сил, а наездникам приходилось постоянно быть начеку, понимая, что любая ошибка может оказаться фатальной. Финишная прямая после гладких каменных плит, покрытых каким-то скользким составом, оказалась весьма длинной, и борьба на ней разыгралась нешуточная. Мне снова пришлось лишить одного из наездников глаза, после чего трогать меня больше не решались.
Проезжая мимо королевской ложи, я успел мельком поглядеть на Шеррида, лицо которого было бесстрастным, найти на трибунах своих друзей, которые кричали мне что-то, из-за рева толпы абсолютно неразличимое, а потом снова сосредоточился на скачке. Второй круг дался мне немного легче. Я уже был знаком с препятствиями, знал, чего мне можно ожидать от соперников, поэтому без труда держался где-то посредине, не влезая в схватки и стараясь быть незаметным. Из числа соперников выбыло еще двое. Одного сбросили с седла конкуренты, и хотя он еще мог в него вернуться, так как травм при падении не получил, но шансов на победу у него уже не осталось, так как его парн еще полкилометра бежал вместе с остальными. А второй после неудачного прыжка упал в промежуток между барьерами, после чего ему на ногу наступил собственный скакун. После такого продолжать борьбу он был точно не способен.
Третий круг оказался сложным. Мы с Бураном подверглись разнообразным нападениям, спастись от которых помогала моя реакция и способности. Нам пытались засыпать песком глаза, вытолкнуть за пределы трассы, рухнуть на спину при приводнении, задавить бревном... Но я лишь крепко зажмуривался в обоих телах, притормаживал, пропуская наглецов вперед, менял траекторию прыжка, заранее распознавая намерения гадов, отталкивал бревно на соперников... Короче, мне пришлось серьезно постараться, чтобы остаться целым и невредимым, а из схватки выбыли еще четверо участников.
На четвертом круге я почувствовал, что Буран начал уставать. Ему уже не нравилась эта игра, он хотел остановиться, передохнуть, напиться. Самое неприятное было то, что его чувства передались мне, поэтому я не только должен был доказывать животному необходимость еще побегать, но и справляться с этими желаниями. Лучшим выходом стала злость. Она не только прогнала непрошеные эмоции, но и приструнила парна, который, слыша недовольство хозяина, собрался и перестал капризничать. Но я все равно чувствовал, как наливаются свинцом его мышцы, слышал хриплое дыхание, вырывавшееся из пасти, и понимал, что будет весьма сложно обогнать прекрасно тренированных скакунов соперников.
Когда мы в предпоследний раз пересекли разделительную черту, я снова скользнул в сознание Бурана и стал с ним единым целым. Я чувствовал свое тело, мог его контролировать и был способен отразить любую угрозу, но в то же время я был парном, могучим и сильным животным, которое мчалось по трассе, преодолевая препятствия. В этот раз я показал лучший результат прохождения, такой, я уверен, еще никто из зрителей не видел. Песок я преодолел, практически не снижая скорости и не заботясь о том, что так тратится больше усилий, из воды выпрыгнул, используя в качестве опоры парна соперника, на барьерах выиграл огромную фору, а на камнях продемонстрировал, что их можно преодолеть всего в семь прыжков. Ну и, разумеется, на ровных участках я не думал тормозить, обходя наездников и даже не обращая внимания на удары кнута, приходившиеся в мою бедную спину.
Препятствия оставались позади, как и мои соперники. Если к началу пятого круга я был семнадцатым, то после пеньков оказался четвертым. Однако на этом мои успехи подошли к концу. Лидеры, разумеется, совсем не те, что ехали первыми всю гонку, тоже решили поднажать, и догнать их я никак не мог. Просто Буран был на это уже не способен, и мне осталось лишь осторожно посылать парнам ту безмерную усталость, которая накопилась в его сознании, постепенно усиливая передачу. Несколько километров ничего не происходило, но потом скакуны начали замедляться. Совсем немного, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы расстояние между нами начало неуклонно сокращаться.
Последние препятствия оказались самыми сложными. Может, только потому, что они были последними. Лидеры несколько раз пытались использовать кнуты, но потом решили не отвлекаться и ускоряли своих парнов как только можно. Однако те, несмотря на все их старания, никак не желали бежать быстрее, ведь я прекрасно контролировал их сознания. Когда же на нашем пути появились скользкие плиты, от тройки лидеров меня отделял всего десяток метров. Вот таким составом мы и вбежали на последнее препятствие. Несмотря на риск, никто не стал сдерживать скакунов, и в результате парн, бежавший на правом краю, поскользнулся и рухнул на бок, продолжая движение уже лежа.
Я успел заметить, что на лице выпавшего из седла наездника отразилось дикое разочарование, и мысленно извинился перед ним. Ведь это именно я вмешался в работу мышц его скакуна, тем самым лишив демона надежд на призовое место. Хотя, если честно, мое воздействие было не особо удачным, ведь я изначально рассчитывал, что при падении парн собьет еще одного соперника. Но этого не случилось, а скользкие плиты закончились, поэтому шанса повторить финт у меня уже не осталось – мы выбежали на финишную прямую.
И что теперь делать? Если еще больше замедлить парнов соперников, то это окажется весьма заметным. Попытаться натравить демонов друг на друга? Не выйдет, они сейчас сосредоточены только на скорости и кнутами махать не будут. Самому использовать это оружие и выдернуть наездников из седел? Так ведь они умные, пригнулись к самой холке – за шею не ухватишь, а на обычные удары они реагировать не станут. Ну а о том, чтобы спотыкаться на ровном месте, лучше и не вспоминать. Не пройдет этот фокус, слишком велик риск. Остается только увеличить скорость самому. Но как это сделать, если Буран и так на пределе?
И тут я вспомнил о такой очень нужной штуке, как ускорение, и взвинтил свое восприятие. Чувствуя в теле парна, каким упругим становится воздух, бьющий в морду, я сосредоточился на беге и вскоре увидел, как сокращается расстояние между мной и парой лидеров. Отвоевывая сантиметр за сантиметром, я рвался вперед и вскоре очутился между ними, но на этом не остановился. Расстояние до финишной черты уменьшалось. Когда до нее осталось полкилометра, я был уже на полкорпуса впереди, когда четыреста метров – уже на целый корпус, и все продолжал наращивать отрыв, прекрасно понимая, что еще полминуты такой бешеной скачки, и у Бурана просто откажет сердце.
Но тут произошло то, чего я не предусмотрел. Мои соперники, видя, что победа уходит от них на всех парах, не сговариваясь, взмахнули кнутами. А я, сосредоточившись на беге, опрометчиво оставил без внимания свое человеческое тело, поэтому лишь сумел ощутить, как они захлестываются на моей шее, но уберечься от последующего рывка не смог. Он оказался весьма сильным и наверняка мог бы распороть мне шею, повредив при этом сонную артерию, но спасла уздечка-ошейник. Именно она уберегла мое горло, но сейчас это было не самым важным.
Мощный рывок сдернул меня с седла. Надо отметить, что я все-таки не был кретином и не возвышался на спине Бурана в полный рост, предпочтя пригнуться, копируя профессионалов, поэтому будет правильнее сказать, что с седла я слетел кубарем. Именно потому и не смог удержаться в стременах, падая на спину. Однако, все еще находясь в состоянии ускоренного восприятия, я прикинул, что ухватиться за седло уже не успеваю, и выбрал единственно верный выход, решив не разрывать связь с парном. Отбросив ненужный кнут, я поймал глазами хвост Бурана, дождался, пока инерция развернет меня, и обеими руками схватился за него.
