– Присаживайтесь, господа, – указал я на стулья, предварительно отставив в сторону один из них – с отпечатками подошв на сиденье. – Осмотр займет несколько больше времени, чем мне представлялось вначале.
Глава стражи и настоятель без лишних вопросов последовали моему совету; Валентин уселся на подоконник.
– Свет не загораживай! – потребовал я и вернулся к телу, вписанному в неровный пентакль.
Пятиконечная звезда оказалась обведена кругом, рядом с каждой из вершин в застывшей лужице воска чернел фитиль прогоревшей свечи. Ничего интересного – на такое художество любой школяр способен. Куда больше заинтересовали тянувшиеся вдоль окружности письмена, призванные запереть скверну внутри. И – что было совсем уж из ряда вон – по потолку протянулась еще одна цепочка аккуратно выведенных углем на побелке буквиц.
Для обычного ритуала изгнания – предосторожность совершенно излишняя. А тут впечатление такое, будто к прорыву из Бездны готовились. Или к столь мощному выбросу потусторонней силы, словно Высшего потрошить собирались.
Странно. Столько мороки и все ради чего? Ради обычного убийства?
Странно и непонятно.
Я подошел к столу, выдвинул верхний ящик и сразу наткнулся на чистый лист писчей бумаги. Бронзовая чернильница с откидной крышкой оказалась полна, да и перья хозяин держал остро заточенными. Вот и пригодятся.
Не обращая внимания на заинтересованные взгляды, опустился на корточки и, следя, чтобы перо не попало в щель меж досок, принялся переписывать нанесенные на пол письмена. Отдельные формулы были знакомы, но конкретно эту молитву встречать раньше не доводилось.
– Позже мы пришлем монастырского писаря зарисовать здесь все, – поерзав на стуле, сказал Ян Горач.
– Непременно пришлите. – Я макнул перо в чернильницу и продолжил переписывать молитву. Закончил с полом и запрокинул голову к потолку, но нет – там тянулись двойники уже скопированных письмен. – И мне потребуются все материалы по предыдущим убийствам.
– Как скажете, – легко согласился настоятель.
Я несколько раз помахал в воздухе листом, а когда чернила немного подсохли, отложил его на стол и, сцепив пальцы, хрустнул костяшками. Внимательно оглядел собравшихся и попросил:
– А теперь, господа, попрошу вас не вмешиваться, что бы ни происходило.
И, сняв серебряный перстень официала, вплотную подступил к защитному кругу, который до того старательно не пересекал. Задержал дыхание, попытался понять, что там, внутри, но ничего особенного не уловил и нервно поежился.
Ну, не могут все эти меры предосторожности быть напрасными! Двойная молитва – не шутка. Тем более на потолке ее выводить – та еще морока.
Вот ведь!
Поборов нерешительность, я переступил черту, уловил легкое подобие непонятного сопротивления и недоуменно уставился на распростертое у ног тело.
Ничего! Абсолютно ничего!
Что внутри круга, что вовне – никакой разницы. Никаких отголосков проведенного ритуала изгнания.
Так чего ради весь этот огород городили?
Едва удержавшись от крепкого словечка, я опустился на одно колено и осторожно дотронулся до шеи мертвеца. Ощутил слабые отголоски скверны и недоуменно нахмурился.
Ничего не понимаю. Если все было всерьез, то почему не развеяло скверну? А если это инсценировка, то к чему такие сложности с изрисованным священными письменами потолком? К тому же совершенно ясно, что бесноватым хозяин дома не был. Пропустил пару исповедей, не более того.
– Что-то не так? – забеспокоился позабывший про мое распоряжение настоятель.
– Не уверен.
Я вышел из пентакля и глянул в окно. Совсем рассвело уже. И туман как корова языком слизнула. Изрядно провозился.
– И что скажете? – поднялся со стула глава стражи. – Кому отойдет расследование?
– Ничего пока не скажу. – Я свернул листок с переписанной молитвой и потребовал: – Покажите черный ход.
– Извольте, – поспешил в коридор Ян Горач.
Ульрич с нехорошей ухмылкой глянул ему вслед, но больше никак выказывать свое презрение к монашеской братии не стал.
По темному коридору мы прошли через дом, и я обратил внимание на распахнутую дверь кладовки. Мимоходом заглянул туда, увидел поднятую крышку обитого железными полосами сундука, но акцентировать на этом внимание спутников не стал. Вышел на задний двор, перевел взгляд с цветочных клумб на тропинку, испещренную многочисленными отметинами ботинок, и спросил:
– Откуда грязь?
– У забора грядки вскопаны, – просветил меня Валентин.
– В дом никто не заходил, – зло глянул я в ответ, – а здесь, похоже, вся городская стража побывала?
– Мы собаку пускали, – невозмутимо заявил Ульрич.
– И?
– На соседней улице след потеряла.
– Ясно. – Я обошел цветочные клумбы и под одним из окон обнаружил свежий отпечаток сапога. – Здесь тоже ваши люди наследили?
– Нет, – уверенно заявил глава стражи. – Я за ними присматривал.
– Похоже, сначала собирались взломать ставню, – предположил я, разглядев на потемневшем от непогоды дереве светлую вмятину. – Но передумали и выбили дверь. Соседи шума не слышали?
– Нет, – тяжело отдуваясь, ответил настоятель. – Тут далеко. А так бы непременно стражников кликнули, вы не сомневайтесь даже.
Я еще раз окинул взглядом задний дворик, вернулся в дом и, внимательно посматривая под ноги, прошел в кладовку. Заглянул в сундук, забитый переворошенным тряпьем, посветил фонарем и сразу заметил грязный отпечаток узкого сапога. Все верно – в коридоре следы затоптали, а по комнатам стражники не бегали.
– Где жена?
– В спальне на втором этаже, – сообщил мне настоятель. – Только там зрелище неприглядное…
– Тогда снаружи останьтесь, – отрезал я и по лестнице поднялся на второй этаж. Заглянул в спальню и поморщился. Вот уж действительно неприглядное.
Взяли супругов прямо в постели. Вот только если хозяину сунули кляп в рот и уволокли на первый этаж, то женщину здесь и удавили. При жизни она была дамой пусть и в теле, но довольно привлекательной, и вид ее мертвого тела шокировал куда больше, нежели распятый внизу мужчина.
В разорванной ночной рубахе, со связанными руками и затянутым на шее обрывком грубой веревки…
У меня аж опустилось все внутри. Не люблю.
Я отвел взгляд и начал рассматривать учиненный в спальне разгром. Разбросанные подушки, сбитое одеяло, сдернутая на пол простыня, вся истоптанная вязавшими хозяев налетчиками…
Распахнув закрывавшие окна шторы, я присел на корточки и принялся разглядывать грязные отпечатки на льняном полотне. Обычные ботинки, точно такие же на сиденье стула отметились. А вот сапог с клумбы не хватает.
