– То-то же! – Бейлиф грозно нацелил на него указательный палец и сказал: – Ладно, ждите на улице.
Мы с Валентином покинули особняк и отошли к скучавшему неподалеку Гуго. Постояли, отходя от мерзкого запаха смерти и горелой плоти, а потом усач задумчиво спросил:
– Все не возьму в толк, как язычник умудрился того парня сжечь?
– Не знаю, – не стал я ничего объяснять. – Не подведет нас твой приятель?
– Да он за деньги мать родную продаст! А уж этого Мышонка… не сомневайся даже. Но раскошелиться придется, не без этого.
Так оно и вышло. Минут через десять бейлиф вышел на крыльцо, что-то сказал подбежавшему к нему Валентину и вновь скрылся в доме.
Дрозд с довольной улыбкой вернулся к нам и прищелкнул пальцами:
– Гуго, организуй коляску!
– Разбежался! – пробурчал фокусник.
– Командир, скажи ему! – возмутился усач. – Неужто вам с вашей больной спиной придется на другой конец города ножками топать?
– Гуго, поймай извозчика, – приказал я и спросил: – Что удалось узнать?
– Этот человечек, Демис Мышонок, пользуется успехом у женщин и, когда припекает, прячется у очередной подружки. Совмещает, так сказать, приятное с полезным. В последнее время его видели с уличной девкой, промышляющей за Рассветным холмом.
– Адрес?
– Есть.
– Едем.
В трущобы у Рассветного холма извозчик нас везти отказался. Да мы особо и не настаивали. К чему привлекать к себе совершенно излишнее внимание? У Мышонка сейчас нервы на пределе, почует неладное – сразу стрекача задаст. Ищи его потом по всему городу. Скользкий тип.
Поэтому, отпустив карету за пару кварталов до нужного дома, мы прогулялись по улице и ввалились в сомнительное питейное заведение прямо напротив развалюхи, в которой снимала угол подружка жулика. Уселись у окна, отшили престарелую потаскуху и успокоили начавшего возмущаться по этому поводу хозяина, заказав пару кувшинов пива.
Валентин не стал дожидаться выпивки и убежал на разведку, а когда вернулся, с довольным видом влил в себя кружку хмельного напитка и заговорщицки подмигнул.
– Девка дома, с ней хмыря какого-то пришлого видели, – доложил он. – По описанию вроде на Мышонка похож. Будем брать?
– Вечереет, – задумчиво глянул Гуго в распахнутое настежь окно, – девке скоро на работу. Может, подождем?
– Как она выглядит, выяснил? – спросил я усача.
– Длинная, светловолосая, хромает. На работу в красном платьице ходит. Черный ход в доме забит, не прокараулим.
– Тогда подождем.
Как ни крути, лучше при хозяйке в квартиру не ломиться. Очень уж пронзительно уличные девки визжат. Не успеем Мышонка спеленать, как на шум уже соседи сбегутся. А сразу наглухо валить – тоже не вариант. Мы ж не душегубы какие. Только если припрет…
Так что посидели, выпили. На улице начало смеркаться, и отставивший кружку Гуго забарабанил пальцами по столу:
– Вот не могу понять, Валентин, как ты все это выяснить умудрился?
– С квартальным пообщался, – пожал плечами Дрозд. – Делов-то.
– И он так тебе это все взял и выложил?
– А почему нет? Рыбак рыбака видит издалека. А я в свое время с сыскарями через день да каждый день общался, вот и сам чуток легавым стал…
– Заметно, – скривился фокусник и обернулся, заслышав азартные шлепки карт. Присмотрелся к троице за дальним столом и улыбнулся: – Я отлучусь, пожалуй…
– Сиди, – потребовал я, держа в уме склонность Гуго к жульничеству. – Нам еще только драки не хватало.
– Я никогда не передергиваю карты в незнакомых компаниях, – с чувством оскорбленного достоинства заявил циркач. – К тому же тогда никто не станет ломать голову над тем, что такие представительные господа позабыли в этой дыре.
– Ладно, иди.
– И Валентин, – склонился Гуго к усачу, – как повышу голос, засади нож в столешницу. Лады?
– Хорошо, – усмехнулся Дрозд и покачал головой: – Горбатого только могила исправит.
– И не говори, – вздохнул я.
– И как вам городок? – неожиданно спросил хлебнувший пива Валентин.
– Душевный. Только жарко тут.
– Душевный? – задумался усач. – Ну может. Самых матерых волкодавов ночной гвардии на новую границу перекинули, а оставшиеся в делах о контрабанде погрязли. Вот и спокойно. А раньше они лютовали…
– Бывал здесь уже?
– Доводилось, – кивнул Дрозд и уставился в кружку, не желая откровенничать. Воспоминания явно оказались не из приятных. Он вздохнул и вдруг произнес: – Я вот все Рживи вспоминаю. Вот там здорово было. В кои-то веки не бродягой себя чувствовал, а человеком. Все на цырлах так и ходили. Ненавидеть ненавидели, конечно, но втихую. Потому как за нами сила была. А тут…
– Всей силы – один патент, – усмехнулся я.
– А хоть бы и так! Бумажки, они поважней золота будут.
– Смотря какие.
– Это точно, – кивнул усач. – Командир, насчет этого дела ничего сказать не хотите? Я ведь нутром чувствую – нечисто здесь что-то. Неправильно.
– Каждый из нас знает ровно столько, сколько ему знать положено.
– Знай я больше, мог бы помочь. Только дайте возможность проявить себя, не подведу.
– У тебя будет такая возможность, – пообещал я и перевел разговор на другую тему: – Как Марк себя проявил, пока меня не было?
– Под ногами не путался, если вы об этом. Нет, проблем от него не было. Вечно какими-то своими делишками занимался да с Бертой собачился. Но это больше она его подначивала.
– Вот и хорошо.
Тут за дальним столом началась перебранка на повышенных тонах, и Валентин немедленно загнал острие навахи в столешницу, да так и оставил торчать нож в потемневшей и липкой от пролитого пива доске. Картежники немедленно притихли, а через пару минут к нам вернулся бренчавшей в руке мелочью фокусник.
Высыпав на стол горсть мараведи, он с довольным видом начал пересчитывать медные монетки; Дрозд с одного взгляда оценил скромный выигрыш и презрительно скривился:
– Ну и стоила ли игра свеч?
– Да что ты понимаешь! – возмутился Гуго.
– Стяжательство – грех, – подлил я масла в огонь.
– Мне просто нравится пересчитывать деньги! – принялся оправдываться фокусник. – Кто-то не пропускает ни одной юбки, кто-то не может обойтись без стаканчика крепленого вина, а я просто люблю пересчитывать монеты! Что в этом плохого?
– Ага, как же! Просто пересчитывать! – не поверил ни единому слову Валентин. – А без жульничества в карты никак обойтись нельзя было? Смотри, продолжишь в том же духе, точно канделябрами побьют.
