– Никак нет, господин Март! – отрапортовал Тянис, невесть с чего боявшийся меня пуще огня. – Не возвращался еще.
– Пусть зайдет, как появится, – попросил я и вновь засел за книги.
После детального ознакомления с материалами дела меня в первую очередь занимали обнаруженные рядом с убитым экзорцистом мертвецы. Хоть неким противоестественным образом в них и поддерживалось подобие жизни, тела уже начали разлагаться и, следовательно, пахли соответствующим образом. А кому, как не опытному жандарму, знать места, способные приютить несколько десятков беспокойных покойников.
Но Лазас все не появлялся и не появлялся, и я вновь открыл тоненькую книжицу, с немалым трудом раздобытую в закрытом хранилище ордена Изгоняющих. «Трактат о Высших и способностях оных порождений Бездны, написанный мастером-экзорцистом Жаком Фебе на основе личных наблюдений и бесед с адептами еретического учения Единения».
Те еще беседы, сдается мне, были. С клещами и раскаленным железом. Но читать интересно. Пусть многое и так известно, отдельные моменты прояснить не помешает. Путешествия через Бездну, к примеру…
Какое-то время я корпел над трактатом, а когда собрался идти ужинать, в распахнувшуюся дверь заскочил сиявший как начищенный грош Юозас.
– Нашел! – с порога заявил шпик. – Я его нашел!
– Да ну? Не может быть! – подскочил от удивления Витаутас, на фоне напарника смотревшийся форменным школяром.
Впрочем, сравнения с Лазасом не выдерживал и я. Тот был хоть и невысокого роста, но по-настоящему могуч. И лицо под стать фигуре: с широкими скулами, массивной челюстью и мощными надбровными дугами. Такого ночью на улице встретишь – от одного вида сердечко прихватит.
– Святыми клянусь, так и есть! – уверил нас жандарм.
– Здорово! – обрадовался Тянис и хлопнул напарника по плечу. – Ну ты силен!
– Нашел – кого? – скептически поморщился я.
– Чернокнижника! – выдал Лазас, борясь с застежками длинного серого плаща. – Это все он воду мутит!
– Кто такой и с какого перепугу ты решил, что он чернокнижник?
– Николя Бергис, перебрался к нам из Руга после того, как провинция отошла к Лансу. Родители у него местные, вот и вернулся.
– Ну и?..
– Сейчас, сейчас, – засуетился невозмутимый обычно Юозас. – Постоянной работы нет, но денежки водятся. И видели его на улице в последнее полнолуние, видели! Сегодня только выяснил, что тот ночью к погосту шел! А зачем нормальному человеку в такое время на кладбище? Не верю я в такие совпадения!
– Давайте проверим, – не особо впечатлившись услышанным, пожал я плечами.
Лучше проверить сомнительную версию, чем упустить ниточку лишь потому, что не пожелал под дождь выходить. Непрофессионально это, как ни крути.
– Я с вами! – засуетился Витаутас.
– Еще чего! – возмутился Лазас.
– Пусть идет, – разрешил я, накидывая плащ. Немного подумал и прихватил с собой сумку. – Давайте быстрее!
– Уже бежим!
Дождя на улице не было. На улице шел снег. Низкие свинцовые тучи затянули небо и, едва не цепляясь за возвышавшуюся над крышами домов башню ратуши, лениво ползли над городом. Студеный ветер рвал с листьев пожухлую листву и гнал рябь по многочисленным лужам.
Не зима и не осень. Межсезонье.
Еще и снег.
Мокрые холодные хлопья летели прямо в лицо, я натянул на голову капюшон и залез в карету. Ко мне поспешил юркнуть Тянис, а потом и назвавший кучеру адрес Лазас забрался следом. Пара мордоворотов устроилась на задках, и мы отправились в путь.
Проехали центр, свернули к набережной, покрутились среди серых, похожих на нахохлившихся воробьев двухэтажек и вскоре остановились возле одной из них. Я выбрался из кареты, заметил неподалеку вывеску винной лавки и сглотнул слюну.
Выпить бы сейчас не помешало. Погодка еще та.
– Идемте, господин Март, идемте! – заторопился Юозас.
Поднявшись вслед за шпиком на второй этаж, я оценивающе осмотрел дверь и поморщился. Полотно прилегало к обналичнику косяка тютелька в тютельку – нож не просунуть. А значит, и щеколду без шума не поддеть.
Плохо. Не хотелось бы чернокнижнику фору давать. Пусть приданные нам мордовороты производят впечатление парней крепких, но кто знает, сколько им понадобится времени, чтобы выломать запоры?
– Он точно дома?
– А где ему еще быть? – пожал плечами жандарм. – Ну что, ломаем?
– Погоди, – шикнул я и полез в сумку. Выудил из нее длинную жесткую проволоку и прикоснулся к дощечке, прикрывавшей смотровую прорезь. Слегка надавил – и та легко ушла в сторону. На пальцах остались какие-то непонятные волокна, я стряхнул их на пол и просунул в щель загнутый крючком конец проволоки. Осторожно подцепил им щеколду, но стоило потянуть запор вверх, как немедленно раздался резкий перезвон.
Беса в душу! Этот гад колокольчик прицепил!
Боялся домушников? Или опасался нежданных гостей?
– Ломайте! – отшатнулся я назад.
Бугаи разом шибанулись в дверь, раздался скрежет, но дверь выдержала, и тогда жандармы ударили снова.
Есть!
Выломанная щеколда отлетела в сторону, мы ворвались в квартиру и разбежались по комнатам.
– Чисто! – сообщил с кухоньки Витаутас.
Гостиная тоже оказалась пуста, и тут из спальни откликнулся Юозас:
– Он здесь!
Я рванул к нему, вытолкал за порог загородившего дорогу жандарма и выругался:
– Бесов праздник!
Николя Бергис был мертв. Хозяин квартиры неподвижно замер на кровати, и лицо его походило цветом на падавший с неба снег.
– Вот сволочь! – Лазас подскочил к тумбочке, на которой стояла початая бутыль и бокал с остававшимся на дне вином. – Успел яд выпить!
Я приложил руку к шее покойника, вытер пальцы о полу плаща и покачал головой:
– Не думаю.
– Что такое, господин Март? – насторожился Юозас. – Что-то не так?
– Он мертв никак не меньше пары часов.
– Вот как? – пожевал нижнюю губу жандарм. – Неужто кто-то предупредил?
– Отравился? – с восторгом присвистнул присоединившийся к нам Витаутас.
– Сам не видишь, что ли? – фыркнул Лазас.
– Ну и дела!
– Так, – одернул я их. – Осмотрите квартиру. Если он чернокнижник, должны остаться доказательства. Начните с гостиной.
– Так точно, господин Март! – бросился выполнять распоряжение паренек. Его умудренный жизнью напарник немного помялся, но тоже покинул комнату.
А я взял бутылку, глянул на этикетку – «Рубин Заката», – и вернул ее на место. Огляделся по сторонам и с раздражением пнул валявшийся на полу ботинок. Почему с раздражением? Так ведь у кровати лежал лишь один ботинок, второй оставался на ноге мертвеца!
