Антипов потер рукой лоб. Ему казалось, что первый день в замке прошел слишком интенсивно. Они ведь лишь несколько часов назад въехали, а уже столько событий.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил Виктор. — Ничего не сломано?
— Ничего вроде, — ответил слуга. — Плечо вот побаливает, но оно в порядке, кажется. Что же теперь делать, господин? Где мы варсету возьмем?
Этот вопрос очень интересовал и Антипова. Понятно, что теперь музыканты ничего не дадут, а завтра еще пойдут графине жаловаться. Можно попробовать с ними помириться, но это вряд ли получится раньше завтрашнего дня.
— Варсету я беру на себя, — сказал Виктор. — А ты разведай насчет одного графского сынка. Его зовут Женар ан-Котеа. Отвратительный тип, любимчик графини и мой главный конкурент. Ты где спрятал желтые башмаки, которые видела графиня? Возьми их — и так, чтобы никто не заметил, подбрось кому-нибудь из слуг Женара. Сделай это побыстрее: чувствую, что башмаки скоро будут искать.
Антипов был зол и на своего соперника, и даже на графиню. К чему устраивать цирк с турниром, если исход предрешен? Собирать целую армию статистов, которые не знают, что они — статисты, а думают, что являются полноценными действующими лицами! Поведение Женара подлило масла в огонь. Виктор решил, что щадить графского сынка не будет. Если Ласана не влюблена в Женара без памяти (на это не похоже, похоже на обычный расчет), то все еще можно переиграть.
Виктор переоделся и поспешил к окну графини. Он теперь точно знал, где находится это окно. К его удивлению, там уже скопилась толпа.
Дворяне в роскошных шляпах или просто в шлемах с приделанным на скорую руку плюмажем стояли в окружении слуг. Почти все пространство между донжоном и внутренней стеной было забито. Свободное место около самого окна, похоже, использовалось выступающим, дождавшимся своей очереди.
Был слышен ровный гул голосов: хозяева давали инструкции собственным музыкантам, а младшие дворяне, прибывшие без певцов, делились впечатлениями друг с другом. Выступления еще не начались, но Виктор сразу понял, что и здесь лидерство принадлежит ан-Котеа. У того был певец и три аккомпаниатора.
Антипов попытался протиснуться поближе к «сцене», но его перехватил Ипика. Юноша был одет в синюю куртку, шляпу, которая была ему явно велика, а сиреневый плюмаж упорно сползал на лоб, закрывая обзор.
— Ролт, — зашептал он. — Как хорошо, что вы пришли! А то я подумал, что придется полночи провести в одиночестве.
— Когда начнется? — спросил Виктор, внимательно оглядывая толпу.
— Вот-вот. Уже поделена очередь. Представляете, Женар будет выступать три раза! Не подряд, конечно, но все-таки!
— Поделена? — с тревогой поинтересовался Антипов.
— Да. А что, вы тоже хотите выступить?
— Собирался.
— Ну, тогда вам придется в самом конце. Если, конечно, графиня не попросит прекратить. Все-таки ей спать когда-то надо!
Виктору оставалось только негодовать. Знатные гости опять собирались получить все самое лучшее, а молодых и менее знатных дворян задвинуть. Почему у Женара целых три выступления? Антипову никогда не нравилась несправедливость, касающаяся его лично.
— Послушайте, Ипика… — Фразу Виктора прервали первые звуки музыки.
Началось! Гомон сразу же стих, все обратились в слух. Играли люди Женара. Мелодия была спокойной, и наш герой не подозревал подвоха до тех пор, пока не вступил певец. И вот тут Виктор после секундной растерянности был готов заскрежетать зубами.
Высокий и звонкий голос с выраженным металлическим оттенком разнесся над замком. Неспециалисты приняли бы его за женское сопрано, но Антипов сразу понял, что это не так. Подобные голоса отличаются от женских не только по звучанию, но и по длине фрагментов, исполняемых на одном дыхании. Контра-тенор. Голос кастрата.
Виктор был хорошо знаком с подобными феноменами. В современном ему мире жило несколько певцов-сопранистов. Они не были кастратами, уступали им по качеству исполнения, но отчего-то природа частично сохранила их детские голоса. Антипов помнил два имени: Филипп Ярусски, которому не помешала бы грудная клетка большего объема, и Раду Мариан, казус из казусов, почти совершенство.
Все еще прислушиваясь к удивительным звукам, Виктор сделал знак Ипике оставаться на месте, а сам стал протискиваться поближе, чтобы лучше рассмотреть происходящее.
За спиной музыкантов, одетых в длинные серые плащи, с довольной улыбкой стоял Женар, блестя золотым шитьем в свете факелов. У него был такой вид, словно это он сам лично пел. Хотя, возможно, окружающие так и думали. Если голос принадлежит певцу, а певец принадлежит дворянину, то почему нужно отказывать означенному дворянину в голосе? Забавная логика.
Виктор, горя желанием хоть как-то сбить спесь с графского сынка, остановился поблизости. Он дослушал выступление до конца, дождался, пока в окне мелькнет Ласана, сменив на мгновение свою доверенную даму, позволил начать выступление певцу ан-Суа — неплохому тенору, аккомпанирующему самому себе, а потом, подойдя вплотную к Женару, произнес:
— Отличный голос у вашего певца, ваша светлость. Жаль только, что слишком тихий.
Ан-Котеа удивленно обернулся и увидел человека, неприятного в высшей степени. Нет, поначалу Женар отнес Ролта к безобидным и никчемным мелким дворянчикам, наблюдая за его фехтовальным мастерством, но после речи в трапезной… О, после этой речи мнение сына графа изменилось. Так болтать могут лишь опасные люди — ведь все знают, что женщины чрезвычайно чувствительны к словам. К тому же Женар, обладая рядом несомненных достоинств, отчетливо сознавал, что он такому говоруну не соперник на попроще диспутов. Возможно, философ, старый учитель и советник отца, смог бы справиться с Ролтом, но ан-Котеа даже в голову не пришло взять его с собой. А жаль.
— Почему же тихий, господин… э-э-э… ан-Орреант? — вежливо осведомился Женар. У него мелькнула мысль, что собеседник собирается как-то опорочить певца. — Релиа — один из лучших. Ему аплодировали короли.
— Один из лучших, ваша светлость, — согласился Виктор, который ничуть не удивился тому, что пронырливый собеседник знает его имя. — Ему бы добавить громкости — и стал бы самым лучшим.
Сын графа поджал губы:
— Мастерство певца не в громкости, господин ан-Орреант.
— Как сказать, ваша светлость. Вот, например, когда я пою, то меня слышно издалека. Менестрель в нашем замке говорит, что с таким голосом можно командовать тысячей.
— Так вы поете, господин ан-Орреант? — столь же вежливо поинтересовался Женар.
— Иногда, ваша милость. Менестрель в нашем замке говорит, что мне не хватает мелодичности и какого-то слуха. Не пойму, что он имеет в виду, потому что слышу я хорошо. Но мощный голос у меня определенно есть.
Тонкая улыбка скользнула по губам ан-Котеа.
— Почему же вы тогда не споете здесь, господин ан-Орреант? Все бы послушали.
