– А пришел, – говорю Влачкову, – вот по
какому делу. Честно говоря, скрытые враги и карьеристы затрудняют нашу Работу.
Среди них есть ненавидящие вас люди. Они и распускают слухи о том, как мягко вы
относились к кулачыо в бытность вашу замначособотряда в Шилковском районе.
Либеральничали якобы вы, брали взятки, присваивали ценности, на которые и
отмахали себе вот эту домину. Слухи, – гворю, – необходимо пресечь.
Вы человек умный, понимаете, что в сложное время партии легче рубануть лишнюю
голову, чем копаться в обкомовских сварах, поэтому нужен ваш ход конем.
Так я сказал. Смотрю: обмяк слегка Влачков, потерял
величественные очертания, как мешок инкассатора Панкова, в который заместо
пачек купюр бандиты наложили всей своей бандой огромную кучу… Выходить начал из
Влачкова через малюсенький проков душок большевистской безнаказанности,
выхоленного служебными удачами чванства, душок горлопанства и хамской спеси… Выходить
начал! Ну, а я, соответственно, подкачиваю Влачкова вонючим страхом и жидкой
растерянностью. Обрисовываю, вроде бы я его доброжелатель, убийственную
бесполезность переть с саблей на грязные унитазы, гордо рыпаться и вызывать на
суд чести доносчиков и мастеров свары.
Окончательно обмяк Влачков, хоть вяжи его под горло,
закидывай за спину и волоки в камеру хранения. Напомнил он мне сейчас одного
урну, матерого и знаменитого на весь гулаг, которого надзиратели отбили от
кодлы, изолировали и предложили: или жизнь, или подставляй жопу. Урка, по
кличке Стальной, тут же на вахте снял, дорожа жизнью, ватные брюки, и двое
надзирателей, подонками они были и садистами, под безумный хохот остальной
псарни и ужаснейшее негодование со стороны наблюдавших за экзекуцией блатных,
пустили Стального по шоколадному цеху…
Не правда ли, гражданин Гуров, забавное название для
педерастического акта?.. Его еще называют «печное дело», «пристроить дядю на
один замес», «вонючий шашлык», «кожаный движок» и т, д.
Вам не скучно? Может быть, расскажете, как в блокаду вы
выменяли вон тот японский сервизик за полбуханки черняшки?,. Не желаете. Тогда
пойдем дальше…
И когда подкачал я как следует Влачкова жидким страхом,
когда поверил он в мою поддержку и сочувствие, я ему беру и советую шарахнуть
ход конем. Советую тиснуть письмо прямо Сталину. Но отправим мы его не просто
по почте, а по своим служебным каналам. Это, говорю. верняк, а остальные
способы защиты – фуфло. Пишите с ходу: время не терпит.
Вмиг вышла из Влачкова пьянь. Бросился за стол. Всю ночь
строчил ксиву дорогому, родному и любимому. А я похлебывал водочку и не пьянел.
Увлек меня тогда, признаюсь, гон бешеной зверюги, еще не загнал я его, надо
было ничем себя не выдать, надо было отрабатывать на этом, на первом, совершенную
технологию поведения и беспощадной травли своих, захававшихся на партхарчах,
губителей. Одиннадцать их было в моем списочке. Одиннадцатый – ваш папенька,
гражданин Гуров.
Настрочил ксиву Влачков. Хотите, – спрашивает, –
почитать? У самого рыло распухло от слез и каши всяких чувств… Хочу, говорю,
почитать, если доверяете. Кому же мне, всхлипнул, еще доверять? Беру письмо. И
вот тут-то чтение это чуть не погубило меня, чуть не погубило, страшно
вспомнить, ужасные были минуты. Заревел я не в голос, разумеется, взвизгнуло
сердце, затрясло меня от «скупо описанных фактов, демонстрирующих мою, Иосиф
Виссарионович, органическую преданность Вам и делу Партии».
Где моя папочка? Вот моя папочка. Письмо я это сохранил.
Прочитайте его, гражданин Гуров, прочитайте и давайте, пожалуй, вздремнем. Я
устал и пытаюсь понять, получаю я удовольствие от долгожданной встречи с вами,
дающей мне наконец возможность полного самовыражения, или на хера все это надо
и стоило ли огород городить? Помолчите! Я раздражен и опустошен.. Так что лучше
помолчите. Читайте. Спокойной ночи.
Глава 14
Рябов! .. Доброе утро. Хорошо… Спасибо… Быстро вы
обернулись. Попроси, пожалуйста, заделать Гурову омлет с помидорами, а мне
пожарить картошки с салом. И не забудьте накрошить туда лука… Кофе – покрепче.
С каждым днем, пардон, ночью дрыхну я все хуже и хуже. Кстати, все найденные
ценности подробно опишите. Копайте происхождение крупных камешков. Может быть,
удастся узнать что-нибудь о наследниках некоторых вещичек. Церковную всякую
штуковину – в отдельный список. Потом тараньте все сюда. Пусть подышат чудные
вещи свежим воздухом. Не гнить же им до конца света в земле, в бетоне и в
печных вьюшках. А мы с Гуровым ими полюбуемся. Монет, слитков и прочего рыжего
дерьма не приносите. Все.
Ну, как письмецо, гражданин Гуров? Вы обратили внимание на
то, что одной из важнейших своих заслуг Влачков считал формирование отрядов
«Красных дьяволят»? «Молодежь нового типа, прошедшая через горнило беспощадной
ненависти к кулаку – главному врагу рабочего класса и рабоче-крестьянской
интеллигенции, молодежь, все пять чувств которой я старался всеми своими силами
привлечь на службу классовому чутью – основной эмоции, унаследованной нами от
Ильича и развитой, Иосиф Виссарионович, лично Вами».
Обратили внимание? Вот он, сидит передо мной, зажравшийся и
старый красный дьяволенок! Операции по уничтожению кулака как класса описаны
довольно подробно в этом замечательном документе, который сам Сатана Дья волыч
Чертилов приобрел бы у меня за пару килограммовых изумрудов. «Хлебными излишками»
и Влачков, и вы – дьяволята, считали тогда последний пуд хлеба у нежелающих
вступать в колхоз. Ибо вы считали только пролетария человеком труда,
крестьянина же – паразитом, грабящим землю, пьющим само собой льющееся из
коровьих титек молоко и жрущим мясо убитой на тучных лугах скотины. Жрущим,
жадным, поставившим себе целью уморить город и пролетария голодом.
Вы уходили и остаеляли после себя подыхать голодной смертью
уцелевшие души…
Но ладно уж. Это я сейчас процитировал кусочек гневной
юношеской статейки, сочиненной в уме. В ней же я задавал Западу, благоговейно
взираешему, как Сталин и легионы Понятьевых и Влачковых наматывают на руки наши
кишки, наивный вопрос: неужели и ты, Запад, допустишь, чтобы твои мужчины, твои
бабы, твои дети, нажрамшись ложных идей, ополоумели вдруг, взбесились, ослепли
и стали пить кровь своих кормильцев-крестьян?
Наивный, конечно, вопрос, наивный, но восхищает меня
хитро-мудрый расчет Дьявола, который не смог в свое время искусить Христа
хлебом. Не смог, изговнился весь от обиды, начал мутить воду в Европе и,
наконец, через 1911 с лишним лет мучительных исканий, небольших побед, частых
неудач и, казалось, окончательных поражений вдруг, совершенно неожиданно для
себя, с помощью своих бесов – большевиков и безумной интеллигенции, нашел
поддавшихся на искушение хлебом российских пролетариев. Потер Асмодей ручки,
грабь, говорит, ешь от пуза, товарищ, крестьянина я объебал начисто: землю я
ему пообещал, но не увидит он ее, товарищ, как своих ушей, он не хозяином земли
станет, а рабом ее крепостным и хер ему в горло, а не второго царя-батюшку
Освободителя. Ешь, товарищ! Будет у тебя хлеба, молока и мяса вдосталь за то,
что принял ты мое искушение, спасибо тебе! Ешь! Мужика прикую я к земле, носом
он, сукоедина, пахать ее станет, слезой и соплей удобрять, лишнего не получит
на трудодень, все ты съешь, товарищ, и твои вожди. Лопай, пока припасы есть
российские!
