Послушайте, свинья!!! Я просил вас или не просил передать
мне кусочек колбаски, сволочь! Просил или не просил? Так какого же хера вы
сидите, жрете, пьете, так сказать, а колбасу мне не передаете? Похамить
захотелось?.. Я не изволил психовать! Я не желаю мириться с застольным
хамством, сучара гнойная! Ты, я вижу, учишься потихонечку выводить меня из
себя? Не выйдет! .. Я сижу чинно и благородно, как в лондонском клубе, беседую
с ним мирно о чем-то, вспоминаю, прошу передать мне колбаски, а он, видите ли,
в этот момент был от нее черт знает как далеко! Ну, сволочь! Он был далеко от
колбасы! От какой колбасы вы были далеко, гражданин Гуров? От «отдельной», «любительской»,
«языковой», «салями», «сервелата», «московской», «яичной»? Отвечай, падла, не
то я тебя… получай, крыса… крыса… крыса… действительно разотру, мешок, набитый
подлянкой, ложью, сукровицей, брильянтами, зелеными моими соплями,
интернационалом, родной мамой, чужим горем, изумрудами, орденами, родным папой,
говном, партбилетом, предательством, мешок, набитый моими яйцами… получай… Я
тебе сливок в харю плеснул, оживай, псина, мешок набитый… Ты сам колбаса! Да!
Да! Да! Ты не крыса! Ты – колбаса! Колбаса! Колбаса! Разотру тебя, плевок на
текинском ковре! Кол-ба-са-а! .. Рябов! Быстро врача! Быстро! Мне – стакан
валерьянки или пустырника! Битую посуду и жратву уберите отсюда к чертовой
матери! Я не хочу есть! ..
Глава 17
Странная вещь, гражданин Гуров! Те три дня, что мы не
виделись, я по вас тосковал. О случившемся нисколько не жалею, поскольку
действительно существуют ситуации, в которых коэфициент контроля над поступками
равен нулю. Нулю. А колбаса, что уж тут поделаешь, вывела меня из себя. Как
будто кто-то вдруг огулял меня по темечку палкой «полтавской», в глазах поплыло
красное облако с белыми точками, похожее на фарш «любительской», и я слегка
«поехал» справа налево: вы, даю слово, показались мне… колбасой, набитой черт
знает чем. Вот вы сейчас подобрались внутренне, замерли и молитесь неизвестно
кому, чтобы прошла мимо колбасная гроза, надеетесь, что вспыхнул я
исключительно от тяжкой для меня ассоциации с «яичной» колбасой. Неприятный,
конечно, момент, неприятный. Но не в нем дело. Просто поражает иногда мозг
полная невозможность просечь в один миг абсурдную чудовищность происходящего,
если к тому же непонимание момента не может быть компенсировано поступком. Все
клапаны закрыты. От вонючего пара помрачается разум. Поясню.
Я ведь часто думал о вашей гениально-хитрой многолетней
деятельности, и вдруг одновременно с тем, что вообразил вас колбасой, мешком
набитым, в башке моей «поехавшей» мелькнул образ народа, жрущего нынешнюю
отвратительную колбасу, «отдельную», «чайную», «любительскую», «эстонскую», «ливерную»
и так далее. Ведь это не колбасы, а разложившиеся трупы прежних колбас. Я уж не
говорю колбас царских, но и довоенных и послевоенных, сталинских. Оговоримся
сразу, и вы не станете возражать, что эту псевдоколбасу жрет к тому же не весь
народ. Жрут ее прибалты, хохлы, кавказцы, столичные обыватели, ленинградцы,
реже жители городов-героев вроде Тулы и спецы из военных поселений закрытого
типа… Год назад мне положили на стол данные экспертизы нескольких сортов
вареных и полукопченых колбас, выпущенных в свет тридцатью мясокомбинатами. И
чего только в колбасе этой нету? И крахмал, и жилы, превращенные новым,
благословленным вами лично, гражданин Гуров, технологическим процессом в
кашицу, и конина, и китовина морская, и шпик подохших свиней и прочая мерзость,
происхождение которой не смогли определить специалисты, а ее спектральный
анализ привел в замешательство видавших виды ядерных физиков. Даже туалетную
бумагу, поскольку она отлично ассимилируется с фаршем и увеличивает задарма
товарный вес, ухитряются нафуговать в колбасу наши славные работники пищевой
промышленности. Скоро в Киеве будет процесс по этому делу. Вы, между прочим,
после нашей беседы наговорите на пленку о технических подробностях крупнейших
махинаций последнего времени. Непременно – фамилии главных мафиозо, не
директоров мясокомбинатов, Простите, не понял… Да. Конечно. фамилии, которые
вам даже «произнести страшно», пожалуйста, на отдельную бумаженцию. Только не
думайте, что я удивлюсь. Мне, извините за нескромность, известны о бытовой жизни
наших лидеров, их баб и деток такие подробности, что сообщи я о них, и у
мирового коммунистического движения волосы на лобке станут дыбом. Разумеется,
не от стыда за коллег, а от неосторожности их и глупости. Знакомый один генерал
сболтнул мне, что то ли Гесс Холл, то ли глава сирийских коммунистов умолили
Косыгина закрыть продуктовые магазины «Березка», эти оазисы в мертвой пустыне,
где ключом била жизнь из свежайшей вырезки, из говяжьих языков, из ветчинки, со
среза которой стекала чистая слеза, где щекотал ноздри душок копченых колбасин,
а очищенная трижды водяра была чудесна!
Понимаю, Вас, конечно же, должна удивлять моя озабоченность
вшивой социальной жизнью народа и мое негодование по поводу мурлыкающего в
прижизненном коммунизме начальства. Да! Негодую, как экзальтированный
гимназист! Негодую, потому что… сколько можно лгать?! Потому что во мне орет не
советский прирученный либерал, поглощающий за сытным завтраком самиздат, а
крестьянин во мне орет, гены орут крестьянские, хотя пашу я не один десяток лет
не на земле, а в проклятых органах. Пашу, пашу, пашу, отлавливаю и казню сучару
всякую, от красных безумных фанатиков до такого ворья и вредителя, как вы,
гражданин Гуров… Молчать! Раз я говорю, что вы вредитель, значит, я знаю, что я
говорю, и отвечаю за свои слова перед совестью и народом! Он, видите ли, не
вредитель. Нет, это ты бытовой вредитель, а не расстрелянная
троцкистско-зиновьевская шобла!
Понял, убийца матери собственной и предатель родного отца?
Одна шестая часть света, как говорят шакалы-урки, девятый член без соли доедает
и с утра до вечера, с утра до вечера, брызгая драгоценными калориями и получая
взамен эрзац, пашет, сеет, жнет, плавит, выдает на гора, следует почину,
возводит, перекрывает, запускает, перевыполняет, добивается, внедряет,
экономит, сдает в срок, посвящает шестидесятилетию миллионный метр ткани,
спускает на воду, охваченная небывалым трудовым подъемом, закладывает, и не
надо, гражданин Гуров, делать кислую рожицу, давая мне понять, что у вас зубы
скулят от оскомины, набитой этой отвратительной фразеологией. Итак: одна шестая
часть света ишачит, спины не разгибая и якобы создавая материальную базу
коммунизма, в который сама не верит, а такие падлы, как вы, вводят в желудок
строителей коммунизма сивуху, квашеную капусту, хлеб, картошку, сало, мороженую
рыбу, макароны, крайне редко мерзлое мясо и прочую небывалую и невиданную в
мире колбасу.
А недавно один цекист из отдела пропаганды зазвал – меня на
пьянку. Премию он получил за удачную фразеологическую находку. «Последнему
юбилейному, – или ударному году, черт его знает, – пятилетки
достоиный финиш», а может, «СССР – страна развитого социализма». Точно не
помню. Что-то в этом роде, Рад как ребенок. Лично Суслов пожал ему руку и
сказал: такие лозунги работают на нас, как заводы. Огромная в них заключена
энергия. Спасибо!
Ну, крупный фразеолог и закатил мощную пьянь. На даче,
разумеется. Не вас мне удивлять тем закусоном и выпивоном. Гвоздем пьяни был
теленок, начиненный поросенком, а в поросенке растлевались, томились и млели
фазанчики, и все это было прошпиговано заморскими пряностями, кавказскими
травками, орехами, бананами, косточками гранатов и прочими радостями жизни
нашего крупного демагогацфазеолога. Ел я, пил, тупо представлял репортаж об
этой пирушке, показанный по вонючей программе «Время» и мысленно задавал вопрос
милым диссидентам, и мужам, и мальчикам: что же вы, дорогие, все толкуете о
свободе слова, передвижения, печати, вероисповедания, психушках, геноциде, а о
здоровье народа недоговариваете?
