— Ты все время забываешь самое главное, единственная моя, — поцеловал ее руку могучий рассказчик. — Храмы строились не для богов. Они возводились для кладок.
— Это как? — и вправду не поняла археологиня.
— В Эпоху Прозрения и даже в Эпоху Аскезы число храмов исчислялось многими тысячами, даже десятками тысяч, — тихо, словно себе под нос, произнесла «деловая» ипостась Гекаты.
— Следуя древним традициям, в них никто и никогда не оберегал кладки, — эхом отозвалась «лягушонка».
— Да и сами храмы Плетения представляли собой обычные луговины возле скал, теплые песчаные поляны или водоемы неподалеку от гор.
— Но в Эпоху Мудрости богов осталось очень мало. Опасно мало. Каждый новый вылупившийся сородич превращался в огромную ценность.
— И повелители начали беспокоиться за безопасность отложенных яиц.
— Только во имя сохранности кладок они и начали возводить монументальные строения, удобные для созревания яиц, но недоступные для хищников, ищущих легкой добычи.
— А почему просто не поставить охрану, дорогой? — спросила археологиня.
— У богов никогда не было такой традиции, девочка моя, — опять вместо нуара ответила Геката. — Великая вещь традиция: между родственниками не спариваются, людей не кушают, от однополой любви воротит. Хотя, по большому счету, все эти явления безвредны и в ряде культур даже обыденны. К тому же, у богов даже собственные стражи появились только после создания смертных. Можно сказать, совсем недавно. А ящера возле кладки на посту оставишь — он же сам первый ее и пожрет.
— Наверное, нам тоже не доверяли, — буднично пожал плечами Шеньшун. — Но ты зря беспокоишься, Дамира. Храмы сберегали кладки очень надежно. Обычно богини оставляли яйца в камерах, немногим больше твоей комнаты. Двери немедленно замуровывались до следующего праздника, и попасть внутрь никто не мог.
— Как же тогда выбирались сами малыши?
— Для них делались маленькие ходы, — развел нуар руки сантиметров на двадцать. — Вполне хватало, чтобы новорожденные выползли на свет. А чтобы внутрь не пробрались мелкие хищники, ходы делались так, чтобы вылезти из них было легко, а забраться снаружи сложно. В храме Океанов они вели в море. Сухопутным зверям подводного лаза не найти, морские в сухую камеру не полезут. В горах эти ходы выводились на высокие и гладкие каменные склоны, такие, что ни трава не растет, ни воды не скапливается. Или просто повыше в горах храмы строили, там, где никто вовсе не обитает. На равнинах у храмов делали высокие стены, похожие на мертвые каменные склоны. Тоже чтобы никакие дикие твари там не лазили. В храме Луны так и вовсе сперва вокруг святилища глубокую реку прорыли, потом еще башню выстроили, ходы для будущих богов на самый верх вывели, и перед каждым праздником Плетения охоту вокруг устраивали, специально жрунов, мордатиков и нуаров туда пригоняли. Вот как старались! Без всякой охраны каждая кладка, как в сейфах ваших, надежно хранилась, созревала и пробуждалась.
— Допустим, так. Теперь ответь: боги могли прилетать на праздник в любой из храмов или были ограничения? — вскинула палец Дамира.
— Твердых правил не существовало… — замялся нуар. — Известного ученого с уважением встречали всегда и везде, на празднике в любом храме. Простого чужака могли не пустить. Во время важных событий в своей истории каждый род созывал гостей из других концов света. Как это случилось, например, в год освящения храма Океанов. Великий день, большое торжество. Нередко случалось, что в прославленный храм гости напрашивались сами. Как это не раз случалось в храме Ари после открытий Повелителя Драконов или в храме Океанов после создания смертных. Ученые стремились приехать, дабы ознакомиться с новыми достижениями, получить образцы…
— Так родственные связи между богами имелись или нет? — уточнила вопрос Дамира.
— Только по местонахождению главного гнездовья, — ответила за стража Геката, «деловая» ипостась которой неторопливо вкушала полувыдохшееся шампанское. — Если ты выбрала местом жизни Пермь, то ближайший храм находился за Пологими горами, и на праздник ты отправлялась туда. И становилась богом из рода Ари. А те, кто жил в Индонезии, считались родом Океанов. Техасцы, мексиканцы — это род Кетсоатль… Ну, и так далее. А кто твой отец или кого из молодых богов ты можешь назвать своим отпрыском — никто никогда не знал. Да и потребности узнать об этом не испытывал.
— Ладно, допустим, — опять кивнула археологиня. — Но вот все эти праздники… Я правильно понимаю, что боги пару раз в году собирались в одно священное место с конкретно сексуальными целями и там, по ходу дела, заодно решали разные научные проблемы?
— Деточка моя, — скрипнула зубами богиня, — не нужно ровнять всех вокруг по своим рыбьим стайным инстинктам! Если вас интересует только секс и место в трале, это не значит, что другие мыслят точно такими же категориями. Боги рождены одиночками. Ради возможности продолжать род природа дважды в год присущую им страсть к одиночеству ослабляет, и повелители перестают чувствовать раздражение от близости сородичей. В эти дни и решаются самые сложные вопросы. Все прочее время боги живут по одному, и лишь ненадолго могут встретиться с кем-то из привычных соседей. Пиво, экстези и толкучка в ночных клубах их не прельстит. Это может нравиться только тухлым сельдям в бочке.
— И никакие мы не рыбы! — вспыхнула Дамира. — Генетики, между прочим, доказали, что люди и шимпанзе на девяносто девять процентов одинаковы.
— Боже мой, где ты набралась такой чуши?! — поперхнулась вином Геката. — Тебя сто лет держали в нафталине?
— А что, не так? — вскинула брови археологиня.
— Эта побасенка, про девяносто девять процентов, гуляла лет пятьдесят назад, когда старикашки из третьесортных институтов пребывали в уверенности, что молодая наука генетика станет с визгом и радостью подтверждать их ветхие теории, — вместо «деловой» широко улыбнулась Дамире «лягушонка». — Но получилось-то все с точностью до наоборот. Как только начались серьезные исследования, тут же выяснилось, что из двух тысяч проверенных генов тысяча четыреста восемнадцать у человека и шимпанзе разные!
[6]
То есть как минимум шесть с половиной процентов отличий. После этого иезуиты вбухали кучу денег, чтобы вернуть эволюционного родственника в семью, но стало только хуже. Разница прыгнула до десяти процентов и продолжает расти, окончательно переместив обезьян из числа «ближайших родственников» в ряды «прочих животных», куда-то между крысами и асцидиями.
[7]
