А насмешник араави шел рядом с носилками и рассказывал о том, как хорош день, если раздвинуть шторки. И еще добавлял, что у него есть фляга с холодной, свежей водой. Пил, звучно глотая. Умывался и брызгал на занавеску. Предлагал всего лишь дать честное слово не пытаться сбежать теперь, на пути к морю. Клялся именем Сиирэл, что сразу поверит и позволит идти рядом, пешком. Ведь нехорошо и нечестно заставлять людей тащить тяжеленные носилки по горной дороге. Даже он, акула сушеная, людоед и детоубийца, к своим стражам куда добрее…
Послеполуденная густая жара мутила сознание и путала мысли. Элиис казалось, день никогда не закончится. Удушающе знойный, гнусный и мерзкий, он был наполнен монотонным покачиванием носилок, толкающих тело то вправо, то влево. К горлу подкатывал комок голодной тошноты, обдающей рот желчью…
Когда носилки замерли, Элиис этого не заметила. Она пришла в себя, уже сидя на богатой цветной циновке, под расшитым пологом, создающим тень. Ненавистный жрец поддерживал под спину, бережно протирал лицо и шею влажной прохладной тканью и, похоже, всерьез переживал.
— Элиис, не надо так отчаянно отрицать свою судьбу, — тихо и вкрадчиво попросил араави. — Я отнюдь не так ужасен и зол, как можно прочесть в твоем взгляде. Пойми: принадлежность храму — для тебя единственная защита.
— От чего и от кого? — Голос предательски дрогнул, выдавая слабость.
— Да хотя бы от газура и его вауров, — отозвался жрец. — Я доставлю тебя на остров Гоотро, в крепость. Там красиво и просторно. Я всего лишь предложу тебе именем Сиирэл и волей храма исполнить древнее предназначение сиринов: участвовать в спасении нашего Древа и всех его жителей от очередной Волны. Это долг, но ведь и честь тоже. Я служу Древу и жизни… Газур иной, он сделает тебя оружием и вынудит причинять смерть и разрушение.
— Я откажусь, — уперлась Элиис.
— Тебе девять лет. В твоем возрасте рано узнавать правила жизни взрослого мира. Это больно. Но ты сирин. Придется быстро взрослеть под моей опекой или при ином наставнике. — Улыбка араави оказалась бледной и лишенной радости. — Думаешь, моя сирена хочет мне служить? Однако два дня назад она по моему приказу обольстила голосом посланника ваура. Убедила его, что в ничтожной долине не стоит искать обладателей божьей капли. Выведала, что свиток зуру этого острова отослал содержатель ориима, подробно описав все приметы и даже приложив рисунок твоего лица, заказанный в сезон дождей у даровитого переписчика рудникового ура. Знаешь, почему моя сирена так старалась?
— Ты строго приказал ей именем богини, — предположила Элиис после короткого раздумья.
— Лоота, сядь сюда, — подозвал сирену жрец.
Смуглая невысокая женщина покорно устроилась на краю циновки, низко и старательно поклонившись хозяину. Опустила голову, глядя в землю. Довольно молодая, может быть, чуть старше тридцати, красивая, сильная — и вся какая-то сломленная, погасшая. Руки едва приметно вздрагивают. Пальцы жадно щупают циновку. Голова то и дело дергается, когда сирена сглатывает. А потом язык облизывают сухие потрескавшиеся губы.
— Ты не даешь ей пить днем? — ужаснулась Элиис. — Так же, как и мне?
— Ей не вода нужна, — грустно отозвался жрец. — Даже храм опасается силы голоса сирен. Тех, кто не служит осознанно, приучают к соку цветка ош. Я полагаю, это способ решить сложный вопрос подчинения мерзким и неверным хозяевам. Но кто я такой, чтобы указывать самому владыке кораллового посоха Роолу…
Сирена оживилась, услышав про цветок, жалобно глянула на жреца и склонилась ниже, касаясь его колена лбом. Прошептала «пожалуйста» и снова жадно сглотнула, пробуя щекой тереться о колено и сдавленно, жалко постанывать и сплетать свои пальцы с рукой араави…
— Лоота, я ведь говорил тебе много раз, как это вредно, — укорил сирену жрец, отталкивая ее и убирая руку. — Я всеми силами убеждал тебя бороться с привычкой и хотя бы попытаться освободиться от нее. Ты еще молода, у тебя крепкое здоровье, есть надежда…
— Пожалуйста… умоляю!
На сей раз голос прозвенел тепло и доверительно. Женщина скользнула чуть в сторону, искоса глянула на араави, стряхнула с плеч платок и осторожно тронула колени жреца обеими руками, поправляя складки его одеяния. Темные глубокие глаза Лооты всмотрелись в жреца, а затем обратились к Элиис. Губы приоткрылись, дополняя просьбу едва различимым звуком. От него по спине поползли холодные капли пота, тошнота снова подкатила к самому горлу, в глазах потемнело. Исполнить желание сирены стало казаться девочке очень важным делом. Самым главным в жизни!
Араави толкнул голову сирены вниз, безжалостно вминая лицо в циновку. Жестом подозвал стража:
— Связать, рот заткнуть, чтобы не искушала голосом. Рядом есть ручей? — Араави дождался кивка и недовольно нахмурился. — Тогда как обычно, в воду ее. Замерзнет — придет в себя, так что тащить на берег не спешите. Опять же, как я читал в книгах храмовых лекарей, вода помогает отвыкать.
— Ты издеваешься над ней, — ужаснулась Элиис.
— Год назад я стал не просто риил-араави, держателем ветви служения на одном из срединных островов, а владыкой перламутрового жезла запада, — сухо сообщил жрец. Он заметил, как Элиис обшаривает взглядом его руки и пояс. Жезла там не было. — Конечно, я не ношу знак власти в руках. К чему мне это? Привлекать лишнее внимание и оповещать врагов о своем присутствии? Тем более здесь, на Тооди, весьма далеко от островов запада, где я держу ветвь храма.
— Вот и сидел бы на своих островах, — буркнула Элиис, пряча любопытство.
— Я прибыл сюда по воле самого кораллового владыки Роола. Сейчас он благоволит мне. Он оказал мне честь и посчитал, что я достаточно быстро исполняю сложные приказы, чтобы быть в силах опередить иных. Он прав, ведь ты находишься в этих носилках, а вовсе не в той клетке, какую приготовил ваур, заинтересованный в тебе. Итак, могу ли я продолжить рассказ, о божественная?
Элиис поежилась: хитрый араави умудрился втянуть ее в разговор, сумел заинтересовать и даже, кажется, очаровать, не используя особенного, данного лишь сиренам голоса. Ловок! Так внимательно слушает, так вежлив. Прежде никто из старших не уделял девочке искреннего внимания и не беседовал с ней на равных. Как не ответить? Поколебавшись, Элиис почти решила снова перейти на «вы» в обращении, ведь каждое «ты» жжет уши стыдом и першит в горле — недопустимо грубить араави! Но, едва открыв рот, она упрямо сказала то, что сказала:
— Да, конечно, я дозволяю. Ты говорил про Лооту.
— Я получил сирену Лооту в свою личную охрану вместе с властью и перламутровым жезлом. Это был спорный по своей полезности довесок… Тогда сирена нуждалась в соке цветка ош самое малое четыре раза в день. Лоота плохо помнила свое имя, зато готова была по первому слову убить и умереть… Не получив ош, она кричала и билась, испытывая мучительную боль. — Араави нахмурился, повел плечами и глянул на Элиис то ли с насмешкой, то ли с пренебрежением, поди пойми его гримасу… — А ты говоришь — не стану оружием, я сильная и не склоню головы. Прежний араави запада дарил Лооту наиболее угодным зурам городов в дни больших праздников. Сирена танцевала для них. Пела, вплетая дар убеждения в музыку. Говорят, лишь песни медоточивых дают наслаждениям полноту. Еще она голосом лишала слуг и гостей, неугодных зуру, разума и даже жизни.
