– А! Понял! – Хрящ снова расплылся в улыбке. – Девка!
Может, все-таки выбить ему пару зубов?
– Да, девка. Моя девка, – отчетливо проговорил я. – И ты, рак, окажешь мне дружескую услугу. Ты лично отведешь повозку на задний двор и лично проследишь, чтобы никто не подходил к ней до самого утра. Мы поняли друг друга?
– Почти, Бурдюк. – Хрящ заискивающе посмотрел мне в глаза. – Для полного понимания не хватает самой малости…
Я хмыкнул, посмотрел на Эписанфа и щелкнул пальцами. Варвар, ставший вдруг удивительно понятливым, достал серебряную монету. Я покачал головой и щелкнул пальцами еще дважды. После того как три драхмы перекочевали в карман Хряща, взаимопонимание было установлено.
Отвечу перед дюжиной богов, Хрящу нечасто доводилось принимать постояльцев. У меня вообще возникло подозрение, что лишенную окон комнату, где нас поселили, еще недавно использовали под склад продуктов.
Но – три соломенных тюфяка на пол, пара свечей и вполне сносный ужин – и я примирился с действительностью. За Лаиту я мог не волноваться… «А чего это я вообще должен за нее волноваться?» – с возмущением спросил я себя и затряс головой.
От мыслей о Лаите меня отвлек Эписанф, которого распирало от вопросов. Тогда как мы с Глазом начали с вина – более или менее приличного – варвар явно чтил любопытство больше, чем жажду.
– Тот калека возле харчевни… – неуверенно начал он.
Я вздохнул. Тема мне неприятная, но никуда от нее не деться. Лучше рассказать все сразу, иначе варвар не даст мне покоя до самых Проклятых Земель.
– Слабый, – сказал я. – Так называют таких людей. Это бывший наш товарищ по ремеслу, который попался в руки стражи.
– Им отрубают руки? – ужаснулся Эписанф.
Я снова вздохнул.
– В некоторых Землях воров казнят. В других казнят только душегубов, а ворам выжигают глаза. У нас обычай самый милосердный. Пойманному дают выбор. Взойдя на эшафот, он может положить на плаху либо голову, либо руки. Второе выбирают немногие, но они есть. В любое время он может попросить исправить эту ошибку, ему пойдут навстречу, но…
Скривившись, я сделал большой глоток вина.
– А как же тогда… – Эписанф заморгал. – Как же Глаз, он фактически напрямую сказал тому стражнику, что ты вор?
– Ну и что? – не понял я. – Я вор, это мое ремесло. Я могу кричать об этом на каждом углу, кому до этого дело, если меня не поймали? Не знаю как у вас, Непосвященных, но в Землях Зодиака за ремесло не наказывают, наказывают за содеянное.
Эписанф принялся осмысливать услышанное, а я принялся за еду. Что касается Глаза, то он это занятие и не оставлял.
Летопись Милька
Одним богам известно, как пережил я те несколько дней, пока шло строительство. Ведь, сказать по чести, затея была столь рискованна, что не всякое безумие можно было бы поставить с нею рядом. Все в ней было безумно – от замысла до воплощения, от надежд, которые питал Гиеагр, до шутки, которую в итоге сыграла с нами судьба. Впрочем, о последней – в свой час.
Итак, все это время я пребывал в чрезвычайной тревоге, и было отчего. Мало того что герой доверился Капюшону, этому пройдохе, так еще на третий день строительства пришли в движение люди из Арзакены. То и дело из ворот выезжали небольшие группки конных солдат и устремлялись вверх по ущелью. Едва завидев это, змеелицый Званцо, повсюду следовавший за мной в моих «инспекциях», озабоченно покачал головой.
– Плохо дело. Они рассылают разведчиков.
– Думаешь, они уже оправились от страха? – с сомнением проговорил я. – Еще вчера они носа не казали в ущелье, столько ужаса нагнал на них Гиеагр.
– Вчерашний день не дороже ослиной отрыжки, Непосвященный, – наставительно произнес Званцо. – Забудь о нем. Раз они лезут в ущелье, значит, сегодня твой приятель недостаточно старается, чтобы их напугать. А может наоборот, так перестарался, что они уже готовы на все, лишь бы избавиться от неизвестности.
– Как бы то ни было, мы не можем допустить, чтобы они шастали тут, пока все не будет закончено, – сказал я.
– А это уже наша забота, – ответил разбойник. – Не трусь, их встретят как надо. Эти края – вотчина Капюшона, а он не любит незваных гостей.
Действительно, атаман разбойников предпринял решительные действия против лазутчиков из Арзакены, только ни к чему хорошему это не привело. После нескольких стычек в горах вожди стрельцов смекнули, что имеют дело не с прославленным героем Гиеагром, а всего лишь с шайкой Капюшона, для головы которого в городе давно уже был заготовлен позорный шест. Так что утром четвертого дня из ворот вышел отряд в три сотни луков. Выступить открыто против такой силы люди Капюшона не рискнули, но и давать им свободно разгуливать, где пожелают, тоже не было никакой возможности – они в любой момент могли обнаружить наши приготовления, да и шайка растеряла бы весь авторитет. Тогда, атакуя мелкими группами и тотчас отступая, разбойники попытались заманить солдат далеко вверх по ущелью, и это отчасти удалось: около полусотни арзакенцев устремились в погоню, оторвались от главных сил и были перебиты, остальные же отступили. Через час все повторилось, правда на этот раз арзакенцы действовали умнее, а потом опять и опять; стычки, почти не прекращаясь, длились целый день, и я с содроганием ждал, что вожди там, за воротами, наконец окончательно разберутся в ситуации, бросят в ущелье главные силы, и нам придется спасаться бегством, оставив план в шаге до завершения.
Помимо этого меня волновало еще одно – ручей, якобы священный, на котором Капюшон отказался строить плотину. С некоторых пор я стал замечать, что разбойники то и дело наведываются в то ущелье и возвращаются лишь под вечер, усталые и грязные. На мои расспросы о том, что же там происходит, Капюшон отвечал, что по этому ущелью проходит тайный кружной путь в Арзакену, и что его разведчики пользуются им, чтобы незаметно проникнуть в стан врага. Звучало убедительно, однако некое неясное сомнение занозой застряло в моем мозгу и не давало покоя, заставляя то и дело мысленно возвращаться к злосчастному ручью.
Слухи о Гиеагре, доходившие до нас, по-прежнему были смутны и загадочны. Одно лишь радовало: он где-то неподалеку, готовит свой последний подвиг, который, если судьба будет милостива, навеки обессмертит его имя.
Утро пятого дня я встретил под тем же навесом, в окружении тех же самых рож, что «украшали» мою жизнь все последнее время. Меня разбудил звук, громкий и пронзительный. Он в клочки разметал мой сон, заставив вскочить на ноги и завертеться волчком в поисках опасности. Мои тюремщики уже были на ногах, они спешно экипировались.
– Арзакенцы зашевелились, – бросил мне один из них, чернобородый тип с раскрашенными синим щеками. – Стягивают силы к воротам. Где шляется твой друг? Ему лучше пошевелиться – если они навалятся, мы и часа не выстоим.
– Ухм… – вот и все, что я смог выдавить из себя, ибо на несколько мгновений потерял дар речи. Где шляется герой… Стало быть, он так и не появился?.. Боги! Я вдруг понял, что все эти дни жил одной лишь надеждой на скорое появление Гиеагра! Я верил, что опасности, которые я переношу, не напрасны, что в нужный момент он примчится на колеснице, или спустится с неба, или выскочит из-под земли и обрушится на врага, что он сделает все необходимое, чтобы наша затея обрела смысл и пришла к столь желаемому нами завершению. Не будь этой веры, я умер бы, задохнулся бы без нее, как задыхаются без воздуха… Но вот враг у ворот и готов разрушить наши планы, а Гиеагра все нет, лишь слухи о нем витают вокруг подобно душам умерших младенцев, которые являются порою людям мимолетными тенями, не способные ни помочь, ни напугать как следует.
