– Скажи, колдун, зачем тебе нужно было вынимать душу из меня? – с не вполне еще осознанным беспокойством спросил я. – То есть и из меня тоже?
– Разве я не сказал тебе, Бурдюк? – Тарантул фальшиво захлопал глазами. – Во имя Скорпиона, и вправду забыл… Ритуал ведь взаимный, понимаешь? Может, есть и какой-нибудь другой, но мне он неизвестен. Я смог лишь связать ваши души воедино.
– Связать… воедино… – Разум отказывался понимать, а сердце тревожно сжалось.
– Ну да! – радостно всплеснул руками Тарантул. – Если умрешь ты, душе варвара придется держать ответ перед твоей душой. Но медаль имеет и оборотную сторону…
Я обессиленно опустил руки. Желание убить Тарантула у меня было, и неслабое, а вот оснований не было. Наш договор он выполнил честно, только моя вина, что я не оговорил всех деталей.
– Зачем, Тарантул? – Голос мой был спокоен, что удивило меня самого. – Я понимаю, что ты – пакостный мерзкий старикашка, но все же – зачем?
– Зачем?! – В голосе колдуна зазвучал металл. – Ты спрашиваешь меня зачем?! Ты, который обокрал моего родного брата?
Я вытаращился на него и поначалу даже не мог ничего сказать.
– Но ведь это ты послал меня к нему, Тарантул!
– Я знаю, – уже спокойней сказал колдун. – Только по этой причине ты уйдешь от меня живым.
Летопись Милька
Последующие минуты я был как в бреду и опомнился лишь на берегу ручья, который совсем недавно переходили вброд арзакенцы; весь путь я проделал пешком, ведя кобылу в поводу. Стало чуть тише, и эта относительная тишина дала мне возможность хоть немного прийти в себя. Однако грохот и рев потока не исчезли вовсе; нет, просто их источник находился теперь далеко впереди, у ворот или даже за ними. Там, вдалеке, мерещились и силуэты коня и всадника, гонящих жалкие остатки армии Арзакены к городским стенам.
«Да полно, – подумал я. – Гиеагр ли это? Или просто я схожу с ума от напряжения последних дней, досады, ненависти и горечи поражения…»
Ну нет, предположение о собственном безумии я немедленно отмел. Тот, кого одолевают подобные мысли, проиграл, не начав битвы, и даже нож между лопаток в темной подворотне для такого – слишком большая честь. Нет, я в своем уме! И стал свидетелем хитроумной шутки, придуманной великим героем Гиеагром, блестяще сыгранного спектакля внутри спектакля, задуманного для того, чтобы обмануть наших врагов!
Эта мысль ободрила, и все же я чувствовал себя совершенно разбитым: ноги подкашивались, тянуло улечься на берегу ручья, сомкнуть веки, уснуть и не просыпаться хотя бы до следующего вечера. Не в силах больше стоять, я отпустил поводья и плюхнулся на камень у воды; кобыла, радостно фыркнув, потянулась губами к журчащей влаге.
Не знаю, сколько я просидел так, борясь со сном, не имея сил прогнать его вовсе и потому пребывая в странном полузабытьи, когда реальность и грезы сплетаются в чудной клубок. Ручей был неглубок, он бежал вниз по каменной плите, пробив ее за долгие века на локоть с небольшим. Ледяная вода обжигала, и, чтобы не уснуть окончательно, я на несколько мгновений опускал в нее ноги. Дремота в испуге отступала, ненадолго давая мне возможность сосредоточиться на том, что происходило у ворот.
Долгое время я видел там лишь беспорядочное метание теней. Не могу поручиться, шло ли там сражение, или это мое воображение разрисовывало мертвый пейзаж, раскинувшийся впереди. А может – ни то и ни другое, а просто воронье слеталось с окрестных гор, чтобы поживиться трупами. Их ждал славный пир: в страхе ли перед волной, или перед моим другом, арзакенцы удирали как перепуганный табун, и тот, кто падал, не имел шансов подняться. О да! Этот подвиг Гиеагра не забудут и через тысячу лет.
Итак, вороны… Пожалуй, это были вороны, хотя определенно сказать не могу. Мое сознание в те минуты перескакивало с предмета на предмет подобно солнечному зайчику от начищенной бляхи на шлеме неудачливого воина, чью голову, привязав к седлу, победитель везет в родной город. В какой-то миг вспомнилась Фаэнира. «Боги! – подумал я. – Ведь я видел ее сегодня! Вот здесь, рядом с этим камнем, на котором сижу!»
Фаэнира… Она опять явилась мне, мне одному, не Гиеагру – в этом я был уверен: перед ним она никогда не появлялась. Фаэнира… Что значило мое сегодняшнее видение, ведь она никогда не приходила просто так. Нет, делать что-либо просто так – не в ее правилах. Не знаю, какова она была при жизни, но умерев, очаровательная Фаэнира превратилась в весьма практичную особу.
Что ж, причина… Она чего-то хотела, явившись здесь, над водами этого ручья… ей нужно было что-то… что-то сообщить?.. Соображай я тогда получше, истина открылась бы в доли секунды, но… но в ту минуту я очень туго соображал. Кроме того, у ворот снова началось какое-то движение. Как будто всадник… или… Боги, что же это?! Позабыв обо всем на свете, я уставился вдаль, изо всех сил напрягая зрение.
Да, я видел всадника… Он двигался медленно, пьяно кренясь набок. Он был красен с головы до ног и ехал на красном коне – не иначе, их обоих неделю вымачивали в чане с кровью.
Прошло какое-то время, и я узнал его: без всякого сомнения – то был Гиеагр. Я поднял было руку для приветствия, но вид друга был столь ужасен, что мышцы мои отказались повиноваться. Мы пережили много стычек, и плоть великого героя не раз была прободена железом и медью, чему доказательство – бесчисленные шрамы на его теле. Но столь жестоко он не страдал никогда! Кровь пропитывала его одежду, как пурпурная краска пропитывает холст в красильном чане. Алые струйки сочились из ран, покрывавших лицо и руки, как полосы покрывают тигровую шкуру; кровь текла из пробоин в панцире и из-под шлема, едва державшегося на голове Гиеагра. Несчастный Пламеник, израненный не меньше хозяина, шел, пошатываясь, едва переставляя ноги.
Позади Гиеагра не было никого. Никто не нагонял его, никто не стремился атаковать. Стало быть, герой одержал свою величайшую победу, и вот плоды ее! Сердце мое заныло от боли. Так вот о чем предупреждала Фаэнира! Вот что предрекала она: победу, которая может обернуться смертью!
Силы вернулись ко мне. Вскочив, я замахал обеими руками, закричал что-то, стараясь привлечь внимание Гиеагра. Испуганная воплями, моя кобыла шарахнулась в сторону, молотя копытами воду. Я бросился за ней, едва успел ухватить поводья, и ледяные струи ручья окончательно привели меня в чувство.
Внезапно откуда-то издали донесся мерный тяжелый стук. Так звучит топор лесоруба. Не знаю почему, он показался мне зловещим, этот звук, смертельно опасным, куда более опасным, чем все раны Гиеагра. Я завертелся юлой, пытаясь понять, откуда же он исходит. Вернулась мысль о Фаэнире. Что-то было в поведении девушки, в той устремленности, с которой плыла она над водной гладью… Куда, куда она направлялась?.. Вверх! Вверх, к ущелью, из которого вытекает ручей, ну конечно же! Повернув голову, я тотчас же понял, что звук доносится с той стороны. И тут меня озарило! Запутанная игра, которую вели Гиеагр и Капюшон, повернулась еще одной стороной. Ах вот оно как, вот почему выжига-разбойник не хотел, чтобы я совался в это ущелье! Но если я прав, если ошибки нет…
