— И в какой же теплице ты работал? — с подозрением спросил он.
Взбодренный тем, что старик не погнал нас сразу, я затараторил, не особенно задумываясь о том, как опасно говорить такие слова:
— У Пухлого Боба, в деревне Кассин-Онг. Когда мой отец, рыбак, погиб, я вырос в таверне Боба и сызмальства работал у него. А Фарри учился у него чуть позже. Боб всегда был доволен нами!
— Теперь многие, наверное, работали у Пухлого Боба. С тех пор как Темный Бог, пусть он замерзнет, превратил Кассин-Онг в Пролом, — скептически отметил старик.
Я осекся.
— Мы правду говорим, — обиженно протянул Фарри. У него вышло очень натурально.
— Идите, ребята. Молоды вы слишком для опытных работников.
— Я клянусь Светлым Богом! Я работал у Боба! Его жена, Санса, была ко мне так добра. Как я могу доказать вам это? — Мне показалось, что если мы уйдем, то все изменится. Что Эльм продаст компас, и все то, что случилось в Кассин-Онге, вся та тайна, которую я мог раскрыть, — так и останется тайной.
Эти мысли и ощутимые сомнения старика заставили меня броситься в атаку. Я начал рассказывать о том, как и за чем надо ухаживать, как надо беречь землю и как давать ей отдыхать. Как полоть, как вываживать шаркунов, как чинить настилы, уравнивать грядки… Я хотел доказать ему, что знаю, о чем говорю.
Он внимательно слушал и кивал, я чувствовал, что он вот-вот согласится, и не мог сдержать улыбки. Перед моими глазами встала картина, как я подношу Лайле какую-нибудь безделушку. Простой подарок, означающий, что я больше не нахлебник Эльма. Что я человек.
— Нет, мальчишки. Не потяну я работников… — оборвал мои мечты старик.
— Монета в день! — жалобно протянул Фарри.
— На двоих! — сказал я, вызвав недоуменный взгляд приятеля. Но меня уже несло, я чувствовал колебания старика и очень не хотел и дальше шататься По шумному рынку. Не факт, что мы бы нашли что-то еще.
— Нет, ребята.
Он подумал о чем-то еще и добавил:
— Идите, если покупать ничего не станете.
— Прошу вас! — не сдержался я, чувствуя, как удача выскальзывает из рук. — Это наш единственный шанс не возвращаться в Трущобы! Я же вижу, что вам нужны работники! Фарри умеет отлично убалтывать, он мог бы сидеть тут вместо вас и зазывать клиентов. Вы увидите, как дела пойдут в гору.
Старик мотнул головой и вернулся к грелке, протянув к ней дрожащие кисти.
— Драный демон, — тихо выругался я, когда мы отошли чуть подальше.
— Ну ты дал. Полмонеты в день… Эльм за нас по полмонеты в день платит. Сколько мы будем выкупать твой компас? Несколько лет? А кушать мы что будем?
— Это была бы работа… — буркнул я. — Со временем он стал бы платить нам больше…
Фарри покачал головой. Настроение у него упало. Он чувствовал себя одиноким и потерянным, но не собирался сдаваться.
— Ладно, пошли поищем еще фермеров. Хотя как-то маловато их тут, я погляжу. Можно было бы развернуть дела и получше. Я бы смог, — убежденно сказал он. — Конкуренции нет. Ух, что бы я сделал!
Мы побрели дальше, мимо лавок и палаток, жадно поглядывая по сторонам, в надежде увидеть хотя бы еще один тепличный лоток. Полмонеты в день — это, конечно, смешная цена. Но как же мне не хотелось возвращаться назад, в Трущобы, и вновь видеть презрение Эльма.
Эх, если бы Фарри мог выкрасть компас из сундука… Вот только после его рассказа о «счастливом детстве» у меня даже язык не повернулся бы на такую просьбу.
Снег стал валить чаще, поднялся ветер, и мы опустили головы, прячась от холодных хлопьев. А потом я ткнулся в грудь человека, преградившего нам дорогу. Сердце ухнуло где-то в районе горла, и я сразу понял, что мы попали в неприятности.
Подняв голову, я уставился на белый тулуп широкогрудого стражника.
— Пропуск, — ухнул здоровяк.
— Бежим! — тут же выкрикнул Фарри и бросился прочь, а я замешкался и уже в следующий миг оказался зажатым в медвежьи объятия воина. Второй солдат кинулся вдогонку за моим приятелем, но Фарри, заметив, что меня сцапали, остановился сам.
— Значит, пропуска нет, — резонно заметил держащий меня стражник. — Пойдем на пост.
Понурый Фарри, которого за предплечье крепко держал второй верзила, поднял на меня обиженный взгляд, и я прочел в нем осуждение.
Но он мог сбежать один! Мог!
А как бы я поступил на его месте?
— Дети ж совсем, Элай, — сказал тот, что держал Фарри. Он был без маски, но зато с лохматыми бакенбардами и длинной бородой, спадающей ему на грудь.
— Закон для всех един, — пожал могучими плечами мой пленитель. — Если здесь будет шататься всякая малолетняя шваль, то Трущобы покажутся раем.
Он грубо толкнул меня, и мы побрели вдоль лотков обратно. Я чувствовал на себе взгляды торговцев — любопытствующие и недовольные, равнодушные и сочувствующие.
— М-да, Элай, — пробурчал сердобольный бородач. — Работка у нас еще та… Да?
— Ланс, скажи спасибо, что у нас она есть, — ответил его товарищ.
Ноги стали ватными, хотелось повиснуть на руке верзилы — и пусть он тащит меня сам. Но я покорно шел, опустив голову и пытаясь представить, что нас теперь ждет. Железные леса? Может, все не так плохо, думал я. Может, случится чудо. Свободную руку я, уже не скрываясь, сунул под мышку, согревая хотя бы ее. Левую же ломило от мороза, и приходилось постоянно сжимать и разжимать пальцы, чтобы согреться. Противный снег норовил попасть в глаза.
Солдаты мерно вышагивали по ходу меж лотков, цепко поглядывая по сторонам, а я корил себя за медлительность. Мы же могли убежать. Могли… А так еще и Фарри из-за меня пострадает. Что же делать?! Может, рассказать им про мертвую женщину? Все равно пропадать.
Но если они решат, что это мы убийцы? Фарри заронил в мою душу и такие сомнения.
— Шарри, ты чего опять натворил! — Гневный старческий голос прорезал скрип снега под нашими унтами.
Я поднял голову и увидел торговца овощами. Он в ярости смотрел на Фарри, а в душе его стыл синий страх перед солдатами.
— Что он сделал, солдатики? — обратился к ним старик.
Те только сейчас поняли, с кем разговаривает торговец.
Элай замешкался, а его товарищ с радостным ожиданием посмотрел на своего командира.
— Я тебе что сказал? Где морковь?! А ты, Леви, ты вообще должен был за ним приглядывать. Я тебя для чего нанимал?!
— Старик? — прогудел Элай. Его хватка чуть ослабла.
— Что они натворили, солдатик?
Мне захотелось заплакать от благодарности. Увидев нас в беде, торговец решился помочь двум бродяжкам. Светлый Бог, как же много в этом мире хороших людей — так я тогда подумал.
