— Зачем документы-то подделывали?
— Я же из простых — пожал плечами юноша. — В Университет редко кто попадал без дворянского звания, разве что богатые торговцы детей пристраивали. А у дяди здесь какой-то хороший знакомый преподавал, обещал помочь с поступлением, если экзамены сдам нормально. Только он в следующем году в Белар на пять лет уезжать собирался, поэтому мы и торопились.
— Поступил?
— Угу. Не знаю уж, как дядин друг все провернул, но работы рассматривались анонимно. Мой тест по баллам занял первое место — Хастин вздохнул. — Потом открылось, что у меня божественной крови в жилах если и есть, то всего с кошачий мизинец, и меня плавно переместили в конец списка. Правда, совсем прогнать все-таки не посмели, приняли на отделение общей подготовки.
— Сдается мне, ты все-таки врешь — решительно сказала Медея.
— Да мне никто не верит — флегматично пояснил новенький. — Я уже привык.
Женщина почувствовала острое желание вцепиться спутнику когтями в лицо. Рядом с ней мужчины всегда старались прихвастнуть своими достижениями, она привыкла слышать, как поклонники напропалую хвастаются мнимыми и реальными победами. Новоявленный компаньон и ученик вел себя совершенно иначе. И ведь Медея нравилась ему, сильно нравилась, она чувствовала! Мальчишка совершенно не умел скрывать чувства и явно симпатизировал прекрасной наставнице.
Правда, от его неуклюжих комплиментов чаще хотелось плакать, чем смеяться.
Медея откровенно признавалась себе, что по отношению к Хастину она не совсем объективна. Ну и пусть, имеет право человек (или бывший человек) на свои «пунктики»? В былые времена она с легкостью оправдала бы возникшую неприязнь, пацан еще и виноватым оказался бы, сейчас мешало длительное общение с Селестой. Подруга всегда трезво оценивала обстановку, тщательно взвешивала факты своей жизни, формируя четкую и верную картину окружающей среды. Медея поневоле научилась от нее умению оставаться честной с самой собой.
Селеста сдержала свое обещание, она действительно свалила обучение новенького на Медею. И вчера, отказавшись проводить Хастина в предназначенное ему укрытие, и сегодня, лично занимаясь общением с информаторами из числа бедняков. Заглянула разок, выдала пачку диниров с кратким напутствием покупать кровь вкупе с советом изучить основные проходы в канализации, и все. Логика в ее действиях была. Селеста не собиралась знакомить юношу ни с морванитами, ни с наиболее ценными агентами, уж тем более ему рано знать о существовании общих дел с Рихардом или Святейшим. Поэтому, пока Медея общается с Хастином, стараясь вытянуть из него как можно больше сведений и просто надеясь определить, чего от парня ждать, невысокая восставшая перетряхивала нищие кварталы. Селеста принялась искать подходящую кандидатуру на роль трактирщика.
— Потом Чума началась, транспорт ходить перестал — после короткого молчания напомнил о себе юноша. — Мы попытались было добраться до дома, но без толку, идти-то слишком долго. Вокруг безумцы, магов убивают, твари вырвались на свободу и мутируют, мертвецы восстают… Словом, отец немного подумал, посоветовался со старшими и решил в городе укрепляться. Все ж таки еда под боком, укрытие, если совсем туго придется, из порта можно лодку украсть и на острова уплыть. Там, конечно, тоже житье не сахар, но все же лучше, чем смерть. Поначалу очень тяжело пришлось, с бандитами и просто отчаявшимися каждый день цапались, затем оружие раздобыли, укрепились, окрестные банды нас трогать перестали. Вроде, полегчало. Через девять месяцев первая эпидемия холеры началась, у нас трое детей померло. Я вспомнил все, что от бабки знал, взрослых вытянул, а маленьких не смог. Ослабли слишком.
Он помолчал, переживая старую неудачу. Медея тоже молчала. Она эпидемию запомнила смертью своего покровителя, главаря банды средней руки, и длинной вереницей мужиков, желавших завладеть наследством бывшего вожака. Его женщина служила чем-то вроде «переходящего приза». Каждый новый вожак первым делом насиловал ее, иногда отдавая попользоваться ближайшим сподвижникам. Мучилась она месяца три, потом повезло — ее убили.
— Ну, когда герцог принялся порядок наводить, мы его поддержали. Не сразу, конечно, он ведь в трудную годину людей бросил. Думали долго. Все-таки решили, лучше худая власть, чем никакая. Опять же, герцог богами на свой стол поставлен, за кем же идти, как не за ним? Репутация у него подмоченная, но иначе, может быть, действовать было нельзя. Словом, пришли под его руку. Отец теперь старший над кузнецами, дядя Карва десятником в страже служит, старший брат в порту бригадой рабочих командует. Вот так-то.
Медея сухо усмехнулась. За мощной поддержкой клана мальчишка не понимал, насколько сильно ему повезло. Сейчас его семья устроилась просто замечательно — трое мужчин занимают должности, позволяющие пристроить на работу остальных, поддержать и защитить женщин, детей. Ей пришлось остановиться, чтобы справиться с накатившим приступом гнева. Почему, ну почему она поехала на эти проклятые гастроли?!
— Госпожа Медея — Хастин нерешительно потер шею. Молодые восставшие используют ставшие привычными по прошлой жизни жесты, скупость в движениях и эмоциях появляется позднее. — Мы чего ждем-то?
Упырица оглядела спутника:
— Ты голоден?
— Ну… да. Я вчера ни у кого крови не просил, так что…
— Прекрасно. Итак, что мы здесь делаем — Медея изящным жестом повела вокруг рукой, ее голос обрел глубину и напевные интонации сказителя. — Всегда и везде есть сильные и слабые, высшие и низшие, дворяне и простолюдины. Так же верно, что существуют свои сильные среди слабых и слабые из числа сильных. Здесь, на этом пустыре, живут низы человеческого общества, слабейшие из слабых! Даже рабы защищены лучше, чем эти несчастные, ибо за смерть раба убийце придется отвечать перед герцогом. Местные же обитатели лишены всего. Калеки, спившиеся пьяницы, отчаявшиеся слабаки, просто несчастные неудачники, не нашедшие места в новой жизни, однако не осмеливающиеся покончить с ней. — Женщина перевела взгляд на ошарашенного спутника и обыденным тоном закончила. — Многие из них согласны продать свою кровь голодному упырю за возможность ненадолго забыться сладким сном.
Она извлекла из складок балахона бутылочку с мутной полупрозрачной жидкостью, в которой Хастин с трудом опознал «беленькую». В его семье с неодобрением смотрели на употребление наркотиков, даже самых легких, пиво и то пили исключительно по праздникам. Юноша заколебался. В его представлении, за добровольно отданную кровь следовало платить добром, наркотики же под понятие «добра» никак не подходили. В то же время, местные нищие не принадлежали к его клану, беспокоиться о них не с чего.
— А почему не деньгами?
— Пропьют. Но перед тем, как пропить, обязательно разболтают об источнике дохода. Раньше мы кормились в более приличных кварталах и платили динирами, но долго скрывать тайну не удалось, слухи все равно поползли. Пришлось искать замену. Нищие сами стараются не попадаться на глаза властям, общаются в своем узком кругу, за дурь готовы продать душу — они подошли просто идеально. Причем за ними никто не присматривает, в общинах они не состоят, в случае необходимости, пропажи одного-двух никто не заметит. Конечно, у нас остались связи бедноты из числа общинников, но их стало намного меньше и тех людей правильнее называть агентами, а не донорами.
