Не успела я докончить свою мысль, как в комнату
вошли трое крепких мужчин все того же, братковского вида. Не обращая на меня
никакого внимания, братки подошли к Петьке, внимательно его осмотрели и подняли
с кровати.
– Ребята, вы бы поосторожнее… Он же
человек все-таки, даром что мертвый… Я вас очень прошу, поосторожнее,
пожалуйста. Ребята, вы же не мешок с картошкой взяли, а человека… Вам только
ящики у магазинов носить, ей-богу. Какие-то вы больно грубые…
Но братки словно не слышали моих слов и вели
себя так, будто в этой комнате меня не было. Взяв Петьку за руки и за ноги, они
направились к выходу, а я решительно засеменила следом за ними.
– Ребята, вы его в машине аккуратно
везите. Не трясите его сильно и машину не гоните. А когда приедете, то если там
в двери звонок есть, вы на него нажмите, а если нет звонка, то хотя бы
постучите… Это для того, чтобы он на пороге долго не лежал и его побыстрее
нашли. У него паспорта с собой нет. Наверное, дома забыл. Но ничего страшного.
Я ему бумажечку с адресом написала и даже семейное положение указала. Это так,
на всякий случай…
Один громила сплюнул на пол, окинул меня
презрительным взглядом и процедил сквозь зубы:
– Послушай, а ты ему пирожков с собой на
дорожку не напекла и не завернула?!
– Пирожков? – растерянно
пробормотала я. – Нет, пирожков не пекла.
– А зря. А то можешь дать ему с собой
какой узелочек. Вдруг он по дороге в морг жрать захочет…
– Не жрать, а есть, – еле слышно
поправила я громилу. – И не надо так шутить…
– А тут никто и не шутит. Тут все говорят
серьезно. А ты платочек ему носовой в карман положила?
– Зачем? – не поняла я.
– Затем, чтобы он сопли вытирал, если они
у него, конечно, потекут.
– Смотри, чтобы у тебя ничего не потекло…
Громила посмотрел на меня все тем же
презрительным взглядом и злобно сказал:
– Если у меня что-то потечет, то я тому,
из-за кого у меня потечет, все ребра переломаю.
Когда братки вынесли Петьку на улицу, я
проводила их прощальным взглядом, запрятала все свои обиды в дальний угол и
произнесла напоследок:
– Ладно, ребята. Удачи вам… Только в
машине его, пожалуйста, не трясите.
Как только братки скрылись за дверью, я
увидела суровое, можно даже сказать, каменное, лицо вошедшего в дом Ворона и
сразу поняла, что он очень недоволен.
– Гера, я это… Я ребятам кое-какие
наставления дала… Чего-то они у тебя какие-то заторможенные. Ведут себя так,
будто совершенно не умеют с трупами обращаться…
Ворон не сказал мне ни единого слова. Он
просто подошел ко мне совсем близко и отвесил довольно звонкую и болезненную
пощечину. Признаться честно, я совершенно не ожидала такого поворота событий и
от удивления широко раскрыла рот. Пощечина! Она была довольно громкая и
довольно унизительная… Я слегка качнулась и потерла раскрасневшуюся щеку. Я
была слишком потрясена, слишком беспомощна и слишком разгневана.
– Ты чего?!
– Ничего!
– Да кто дал тебе такое право?!
– Я тебе уже говорил, что у меня намного
больше прав, чем ты думаешь.
– Но у тебя нет на меня никаких прав!
– У меня на тебя все права!
– Что?!
– Что слышала!
Моему возмущению не было предела. Я задышала,
как рыба, выброшенная из воды на берег, и стала жадно ловить воздух. У меня
застучало в висках, голова закружилась, и я пошатнулась. Я отошла от Ворона как
можно дальше и произнесла решительным голосом:
– Уходи! И если ты еще хотя бы раз
попробуешь меня ударить или просто когда-нибудь появишься в моей жизни, то…
– То что?! Что ты мне сделаешь?! Что?!
– Я… Я… – Меня затрясло, как в
лихорадке, но я так и не смогла ответить на этот вопрос. – Я тебя
ненавижу…
– Надо же! И как давно?
– Всю жизнь…
Мне хотелось его убить. Кто б только знал, как
же мне хотелось его убить… Глотая соленые слезы, я приложила все усилия для
того, чтобы не разрыдаться и не впасть в настоящую истерику. Я не любила
показывать свою слабость, особенно мужчинам, а сейчас я была слаба. Господи,
как же я была слаба, и мне было невыносимо стыдно за собственную слабость.
– У меня серьезные ребята, они делают
серьезную мужскую работу, а ты вела себя как настоящая идиотка, которая
совершенно не ценит жизнь. Тебе повезло, что мои ребята не взяли тебя за руки и
за ноги и не понесли следом за твоим другом. Прости, что мне пришлось тебя
ударить. Но ты кого хочешь до этого доведешь.
Я опустила голову и подумала о том, как много
эмоций переживает человек за какие-то несколько минут. Я даже подумала о том,
что Ворон не такой жестокий, каким хочет казаться, что под маской суровости
таится самая настоящая нежность. По крайней мере со мной происходит именно так…
Ворон полез в карман, достал пачку сигарет и
закурил. Затем медленной, небрежной походкой подошел ко мне совсем близко и
серьезно проговорил:
– Я понимаю, что ты никогда никого не
слушаешь и даже ни к кому не прислушиваешься, что ты живешь без тормозов,
просто катишься по прямой, и все… Но иногда надо прислушиваться к тому, кто
рядом, и опять хотя бы иногда включать свои тормоза.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь…
– Тогда я скажу тебе так, чтобы ты
поняла. Видишь ли, на свете есть чисто мужские дела, ими занимаются только
мужчины, и женщине в них соваться ни к чему. Я сказал, чтобы ты не высовывалась
из комнаты и постелила нам постель. Я это говорил или нет?!
– Ну говорил.
– Так вот, я не люблю повторять дважды. Я
люблю, чтобы меня слушали с одного раза. Ты не должна была заходить в комнату,
где труп, и показываться моим ребятам…
– Но почему? Петька же мне был не чужой!
Я адрес написала, чтобы его побыстрее нашли. И в конце концов, я хотела с ним
попрощаться… И за себя и за Люську.
– Я тебе сказал, что ты не должна была
выходить из комнаты и мои ребята не должны были тебя видеть!
– Но почему?!
– Потому что в том, что сейчас произошло,
не место женщине.
– Ты хочешь сказать, что твои ребята
могут меня убрать как ненужного свидетеля?!
