– Ты… странствующий вершитель справедливости? – князь криво ухмыльнулся.
– Я не знаю, что такое справедливость, – ровно отозвался Стократ. – Думаешь, она существует?
Князь снова засопел; Стократ встретился с ним глазами. Князь вздрогнул.
– Я всего лишь путник, – сказал Стократ примиряюще. – Иду, куда глаза глядят. Мир смотрю, вести разношу. В Лесном Крае, слышали, в трех местах загорелось этим летом?
– Большая беда, – глухо отозвался князь.
– Немалая. Цена на лес выросла повсюду…
Стократ сделал многозначительную паузу.
– Ты еще и купец? – теперь уже князь цепко глянул ему в глаза.
– Куда мне, – Стократ улыбнулся.
– Цена выросла, торгуем много, – проговорил князь с непонятным раздражением. – У нас ведь не просто лес, у нас розовая сосна, таких во всем Мире больше нет. Видал, какие дома?
– Видал.
– А вот это? – князь подхватил со стола резной деревянный кубок, стряхнул на пол несколько капель со дна, протянул Стократу. – Скажи… это правда, что о тебе болтают?
Стократ взял в руки кубок. Розовая сосна, если правильно ее обработать, становится прозрачной. Тина, помнится, рассказывала об этом долго и подробно, и Стократ цокал языком, гладя пальцами ее деревянные сережки – и пылающие мочки ушей.
– Что обо мне болтают? – повторил он, вертя в руках княжеский кубок.
– Что ты один можешь… десяток положить? Вооруженных? Один?
– Красивая работа, – Стократ вернул кубок. – И ты веришь слухам?
Князь в раздражении хлопнул кубком о стол:
– А кто тебя знает… Мы тут на краю света почти, с лесовиками бок о бок, и не захочешь – а начнешь верить всякому…
– А что, ладится у вас с лесовиками? – Стократ боялся, что в голосе его слишком явно прозвучало любопытство. Он был почти уверен, что разговор с князем так или иначе коснется лесовиков и смутные разговоры насчет «положить десяток» будут иметь продолжение.
– Ладится, – сквозь зубы бросил князь. – Твари они спокойные, ни с кем, кроме нас, не водятся, а мы у них лес берем по бросовой цене… Я о другом. Перевал здешний знаешь?
– По дороге сюда ночевал там.
– Ага… Место нехорошее.
– Ничего такого не заметил.
– Ага, – сквозь зубы повторил князь. – Разбойничье место. Торговцы, вон, петицию принесли, – он щелкнул пальцем по желтому свитку на столе. – Грамотный?
Не отвечая, Стократ развернул свиток. Написано было средне-западным говорком, «как слышится – так и пишется», в три строки всего: «у князя торговая Макуха просит покровительства от разбойников душегубов три каравана уже порешили все боятся в месяц белой зари торговля встанет». И столбик подписей.
– В месяц белой зари, – Стократ потрогал жесткий краешек свитка. – Это когда же было?
Князь раздраженно вынул свиток у него из рук и бросил на стол:
– Полгода назад, – сказал отрывисто. – Я тогда со стражей на перевал съездил… Никого не видел. Но грабить перестали.
Он обошел вокруг стола, встал напротив Стократа, уперся о столешницу костяшками пальцев:
– На прошлой неделе опять убили троих. Не наших, из Долины. Ехали к нам по торговому делу. Глотки им перерезали, кошельки забрали… Ладно, грабь, горло резать зачем?!
– Чтобы потом не узнали, – сказал Стократ.
– Значит, из местных…
Князь помолчал. На хмуром лице был написан полный отчет о его чувствах: он долго не хотел верить, что разбойники на перевале принадлежат к числу его подданных, и что его, князя, ответственность за злодейство таким образом удваивается.
– Они были вооружены? Те, кого убили? – помог ему Стократ.
– Да. Торговец из Долины, ехал с деньгами, с ним два охранника в броне, с мечами. Их порезали, как цыплят.
– Как ты узнал?
– А неважно, – князь уселся в высокое кресло. – Я, может, не с трона золотого правлю и армии не вожу, но в Макухе я князь и свое дело знаю… Узнал вот. Еще, было, на тебя подумал…
– На меня?!
– …Но тех разбойников было трое, а о тебе говорят, что ты всегда один. Да еще кое-какие приметы… Так что с тебя я подозрение снял.
Стократ удивился – и из милосердия показал свое удивление князю. Тот сразу успокоился, залоснился, раскинулся в кресле:
– А ты думал? Я не слепой и не глухой. На своей земле я все знаю!
– А в Макухе об этом молчат. Даже в таверне.
– Потому дело тайное, – отрывисто сказал князь. – Нехорошее дело. Если разбойники вернулись – народ забеспокоится по ту и эту сторону гор, торговля встанет… А это вред большой.
Стократ молчал.
– И беда большая, – князь повысил голос. – Людей вот так резать, как мясо… Убийцы без наказания… А кого мне туда посылать? Стражу – так ведь спрячутся они от стражи. Самому ехать? А?
Он снова замер, и решился на этот раз посмотреть собеседнику в глаза.
– Ладно, могу сходить, – медленно сказал Стократ. – Только они ко мне целоваться не выскочат, я не купец… Где мне их искать?
– Искать, – князь потер широкие ладони, звякнули друг о друга кольца. – Ну…
Он поманил гостя пальцем, склонился к его уху:
– Сами найдут. Но не тебя. Один… торговец завтра на заре за перевал едет. Один, ну, со слугой… А торговец приметный.
– И ты его не предупредишь, – пробормотал Стократ.
– Предупрежу – так не поедет.
– А если его убьют?
– Многих убивают. Того, другого… Хватит уже.
– Но об этом ты плакать не будешь.
– Может, и поплачу, – князь болезненно ухмыльнулся. – Мне главное с разбойниками покончить.
– Ясно, – медленно проговорил Стократ.
Князь сказал правду, но не всю. Стократ еще не знал, надо ли в этом деле обнажать спрятанное и узнавать потаенное. Некоторые тайны нельзя не раскрыть. Некоторые – лучше не трогать.
– Я… – князь кашлянул, – за душегубов… награду назначу.
– За наградой возвращаться не буду. Может, пришлю кого-нибудь.
– И деньги тебе не нужны? – князь прищурился. – Хотя правду говорят: зачем колдуну деньги…
– Низачем, – легко согласился Стократ. – Завтра пойду туда, а если что случится – ты узнаешь.
* * *
Гуляки разошлись рано: сам торговец Сходня поднялся из-за стола первый. Завтра спозаранку ему предстояло отправляться по делам за Горную Стрелку, через перевал. Впрочем, Сходня всегда вставал рано, и его домашние поднимались раньше всех в поселке, и торговец любил прихвастнуть в разговоре: вот отчего я богатею, я усердием и трудом богатею, а кто ленится – тот сам себе древесная лягуха.
