– Следили! – выпалил Добря, кулаки зачесались так, что едва утерпел не пустить их в дело.
– Ой, да не ершись! Конечно, следили. Ты ж чужак, мало ли чего от тебя ждать. Зато теперь вот… Не знаю, как другие, а я… Ну как-то… Ну… Короче, есть за что уважать. Вот!
Добродей вздохнул так глубоко, что легкие чуть не разорвало в клочья. Стоял как громом пришибленный, не знал, радоваться ему или плакать.
* * *
Еще недавно Осколод мог бы сказать, что у него хорошая, добрая Удача. За тяготы детских лет, за обиды юности, за то, что не согнулся и посмел бросить вызов грозному морю и промозглым ветрам, казалось, боги вознаградили его.
Он хорошо помнил, как впервые подошел к Киеву. Как ждавшие со дня на день откуп хазары при одном виде его судов и хорошо вооруженной дружины бросили стан и растворились в степи. Как поляне чествовали нежданных спасителей. Как его принимала Дира, в тот же день сняв траур, носимый по убитому отцу.
Едва встретившись взглядом с молодой княжной, он осознал, что уже любит эту красавицу и всегда любил, даже не догадываясь о ней, и что положит к ее ногам весь мир.
– Кто бы ты ни был, чужестранец, но сами боги привели тебя к Киеву в трудную пору, – молвила она, как бы отягощенная государственными заботами. – Мы хотели бы принять тебя со всеми твоими людьми на службу. Чего бы ты за это хотел?
– Позволь ответить, княжна, что я не чужой сему городу и твоему народу, – заговорил он с жаром, – род мой княжеский веками правил у тех полян, кои живут ныне в Мазовии и Куявии. А пращур Лех был двоюродным дедом, а то и дядей самому Кию. Потому никак не можно мне служить подобно простому варягу. – Он выждал и произнес: – Но тебе, княжна, я готов служить вечность.
Девушка вспыхнула, зарделась, с трудом унимая пожар в груди. Бояре, сидевшие при княжне, загудели. Наконец, с позволения Диры, поднялся тучный вельможа, должно быть старший. Поклонившись Осколоду, он повел такую речь:
– Не пристало нам, боярам полянским, оскорблять гостя и спасителя Киева недоверием. Но посуди сам, князь…
«Князь». Заслышав это слово, Осколод понял, что уже выиграл. Бешено застучало в висках, сердце радостно подпрыгнуло. И он тоже едва сдержался, чтобы не выдать свои предчувствия и предвкушения собранию.
– … Князь! Нам должно получить весомые доказательства твоему слову. Ибо нет ныне прямых наследников Великого Кия мужеского рода. Но, как рекла княжна наша, сами боги, должно быть, посылают тебя возродить былое величие. Дай нам свидетельства тому, что сказал, и благодарность наша не узнает границ!
– Они будут представлены немедленно, если найдется здесь сведущий в родописании муж, – ответил Осколод и еще раз мысленно поздравил себя, на этот раз за предусмотрительность, поскольку, будучи еще в Гнезно, отвалил серебром за составленный по всем правилам свиток. – Я прикажу послать за пергаментом, но боги также велят побеспокоиться и о верных мне людях. Скажи, прекрасная княжна, где дозволишь ты расположить моих дружинников?
Осколод с удовлетворением приметил, как снова вогнал правительницу в краску, хотя вопрос его имел целью вовсе не это.
Словно бы решив подыграть глянувшемуся ей Осколоду, Дира промолвила:
– А скольких воинов, князь, привел ты с собою?
– Сейчас при мне пять сотен испытанных в боях и дорогах бойцов. Но если будет нужда, я призову и больше.
Бояре стали переглядываться и шушукаться.
– Мы подумаем и решим, как лучше устроить храбрецов, – молвила Дира и улыбнулась Осколоду так, что у того кровь в жилах забурлила. И затем она сразила его в самое сердце, когда, подозвав знаком к себе, спросила шепотом: – А вечность – это сколько?
– Для смертного, наверное, жизнь, – прошептал он в ответ, вглядываясь в чарующие очи княжны.
– Ступай же, князь! Я прикажу позаботиться о твоих воинах, чтобы они ни в чем не знали нужды, – громко сказала Дира и встала с престола, восхитительная, гордая, юная богиня.
…На другой же день верховный жрец и уже знакомый Осколоду тучный вельможа изучали родословный свиток, разложив его вдоль черного дубового стола. На этот раз в горнице не было никого лишнего, если не считать пары безмолвных воинов у дверей. Осколод сидел к ним спиной.
Пока старики разглядывали причудливые ветви генеалогического древа и что-то бубнили промеж собой, он не отрываясь смотрел на княжну. Дира с высоты престола отвечала ему призывным взором, в котором нет-нет да угадывалось нетерпение и желание. Осколод приподнялся, но она поднесла палец к устам. Прочие не заметили жеста, и жрец и первый вельможа, казалось, столь поглощены своим занятием, что могли бы протереть в пергаменте не одну дыру.
– Довольно! – вдруг молвила Дира и, переведя взор на приворотников, которые мигом подобрали животы и расправили плечи, сделала знак выйти вон и сторожить с той стороны.
Остались вчетвером. Жрец оторвался от свитка и со своей стороны стола изучающее рассматривал Осколода. Вельможа, как старый пес, преданно уставился на княжну.
– Право же, мои советники, ценю усердие ваше. Но будем говорить без утайки. Был бы жив родитель мой, мы бы творили все по обычаю. Но он окончил свои дни, изнемогая от ран. Должно быть, ты уже догадался, князь, – обратилась она к Осколоду, – что город осиротел недавно. И кабы боги не полнили паруса твоих лодий попутным ветром, он стал бы полем брани. Уж не знаю, отбились бы от степняков на сей раз, да нет боле у Киева защитника и нарядника…
– Дозволь, княжна, я скажу, – попросил жрец, оглаживая рыжую, с проседью, бороду.
Осколод был внимателен и приметил, как странно все трое переглянулись, точно был какой договор, кому речь вести. И от предчувствия важного, быть может, самого главного мига в его жизни засосало под ложечкой.
– Говори, Яроок!
– Хвала великому Дажьбогу, да будет с нами его милость и мудрость!
– Хвала! – отозвался вельможа.
– В твоих жилах, Осколод, кровь от рода древнего. Удача сопутствует тебе, добрая она у тебя. А значит, и у всей дружины… Киеву нужен сильный князь. Дире нужен верный муж. Народу надобен удачливый вождь. Отвечай, связан ли ты клятвами с каким городом, с иной ли женщиной, с другим родом-племенем, кроме славянского?
Оглушенный словами жреца, еще не веря в случившиеся, Осколод пытался собраться с мыслями.
Теперь Дира смотрела на него с мольбой и надеждой, прижав ладонь к груди: «Ну, что же ты медлишь?!»
– Говорят, есть у тебя сын, именем Тур, – как гром среди ясного неба раздался голос вельможи, который, как оказалось, не так-то прост.
Дира вздрогнула и перевела взгляд на боярина. Но тот беспощадно пояснил:
– Таковы законы Сварожьи, а по ним живут поляне.
– Хорнимир прав. Постановил Сварог одному мужчине одну жену иметь и жене за одного мужа выходить; если же кто у полян преступит этот закон, да ввергнут его в печь огненную, – уточнил Яроок.
