Часть 1
Детство
1
Какой огонь, Ваше Величество?
— А ты уверен, Александер, что тебе так уж этого хочется? Несколько часов толкаться в толпе, в снег, в такую стужу, поморозить руки-ноги и вернуться несолоно хлебавши, потому что и увидеть-то ничего не удастся? Уверен?
— Уверен, мама, и потом, Бриско же будет со мной. Ты ведь идешь со мной, а, Бриско?
В доме Йоханссонов было еще темно. Только-только забрезживший рассвет процеживался сквозь запотевшие стекла маленького окошка. За длинным общим столом два взъерошенных, совсем еще заспанных мальчика сидели рядом в совершенно одинаковых позах: голова ушла в плечи, ладони охватывают дымящуюся кружку с молоком. Мать, стоя у плиты, оглянулась на них, очередной раз улыбнувшись тому, как они даже невольно копируют друг друга. Это была красивая молодая женщина, спокойная и ясная. Волосы у нее были забраны под завязанную сзади косынку, из-под которой выбилось несколько белокурых прядей.
— Ты правда хочешь пойти, Бриско?
— Если Алекс пойдет, то и я… — буркнул тот, что покруглее, не поднимая кудрявую голову от кружки.
— Видишь, мам, он хочет! — подхватил другой.
Женщина, давно привыкшая к нерушимой солидарности своих мальчиков, улыбнулась и принялась переворачивать ломтики ячменного хлеба, уже подрумянившиеся с одной стороны на раскаленном чугуне плиты. Под чугунной пластиной за стеклянной дверкой плясало пламя. Просторный открытый очаг в противоположном конце залы был еще не разожжен.
— Ладно, — чуть помедлив, сказала мать, — идите, я разрешаю, только обещайте не отходить друг от друга и хорошо себя вести.
— Мама!.. — вздохнул Алекс с утомленно-досадливым видом человека, сто раз уже слыхавшего все те же совершенно излишние наставления.
— Я знаю, вы уже вполне разумные, — поправилась та, — но сегодня, имейте в виду, не праздник. Все горюют. Так что не бегать, не орать — договорились?
— Договорились… — ответил за обоих Алекс.
Вообще-то молодая женщина была рада, что сын показал себя таким решительным. Когда они с мужем вернулись под утро, Алекс, едва их увидел, пожелал узнать, «как там было», и твердо вознамерился тоже пойти. Ничто его не поколебало — ни обещанный мороз, ни предстоящее долгое ожидание.
— Да что там для тебя интересного? — спрашивали его. — Почему тебе так хочется идти?
— Ну, я же хочу тоже попрощаться с королем, — заявлял он в ответ. — Я его очень любил.
Мать-то догадывалась, в чем дело. Он хотел видеть короля — это само собой, но главное — он хотел видеть мертвого короля. Он еще никогда не видел мертвых. А тут такой исключительный случай! Родители, когда вернулись, сами говорили: «У него такое умиротворенное лицо, как будто спит… такой красивый…» «Так что, — думал Алекс, — я смогу приобрести этот опыт — увидеть настоящего покойника — и не расплачиваться за него страхом. Кругом будет полно народу, и все это на улице, а не в какой-нибудь там темной комнате, и Бриско со мной».
Мать не боялась отпускать двух десятилетних мальчишек одних. Она не раз убеждалась в их осторожности и находчивости. Оба знали город как свои пять пальцев, до малейшего закоулка. Бегали они быстро, а в случае какой-нибудь опасности умели так спрятаться, что их никто бы никогда не нашел. Она сняла ломти хлеба с плиты и намазала их маслом, потом взяла каминные щипцы и вынула из топки четыре плоских камушка, которые завернула в тряпки и сунула в рукавицы, висевшие на гвозде у двери.
— И не болтайтесь потом по улицам. За ночь еще похолодало. Я не хочу, чтоб вы обморозились.
Никогда за всю свою жизнь мальчики не видели в городе столько народу. Едва они свернули со своей улочки за угол, их подхватил людской поток, стекавший к Главной площади. Они отдались течению, дивясь тому, что все так неузнаваемо на таких знакомых улицах. Им ничего не было видно, только спины, зады, ноги и, если запрокинуть голову, — белое небо.
Но больше всего поражала тишина. Люди шли, не переговариваясь, разве что вполголоса. Ни окликов, ни возгласов. Только приглушенный шум шагов и дыхания.
Где-то на полпути мальчики взобрались на невысокую стенку, а с нее — на чей-то подоконник. Оттуда, сверху, им открылось ошеломляющее зрелище заснеженной Главной площади. Словно картина какого-то живописца, огромная, далекая и безмолвная, но картина движущаяся. Несметная толпа медленным шагом продвигалась между деревянными загородками, образуя нескончаемую змею, раз двадцать обвивающуюся вокруг себя.
— Это не на один час! — вздохнул Бриско.
— Посмотрим, — сказал Алекс. — Может, нас пропустят?
Четверть часа спустя они заняли место в нескончаемой очереди, обмотанные шарфами, упрятав руки в карманы, грея пальцы о горячие камушки, готовые отстоять сколько понадобится.
Они были не так уж похожи друг на друга. Бриско, кудрявый крепыш, был шире в кости, плотнее. Только выражение глаз немного противоречило этому впечатлению силы. В них светилась трогательная детская доверчивость.
Алекс был тоньше, легче. Короткие темные волосы падали ему на лоб. И если кого-то из двоих можно было считать беспокойным, то скорее его. При этом у обоих — тот же рост, та же манера смотреть на все вокруг с ненасытным любопытством. Но главное — оба повиновались одному рефлексу: держаться рядом, чтоб можно было коснуться, чтоб все время чувствовать друг друга. У них это выходило самой собой, неосознанно, им даже взглядами не надо было обмениваться — как будто их связывала какая-то невидимая нить.
Отстояв час, мальчики начинали подумывать, что ожидание затягивается; плитки у них в карманах были уже чуть теплыми. Иногда взрослые расступались и пропускали их на несколько мест вперед.
— Храбрые вы ребята, молодцы, — сказал им какой-то толстый лысый дядька, стоявший перед ними. — Король был бы вами доволен. Проходите-ка вперед.
И добавил, обращаясь к соседу:
— Я специально приехал с Большой Земли, все бросил — корабль, все дела — и сюда.
Тем не менее прошла еще вечность, прежде чем они смогли наконец увидеть величественное каменное ложе, воздвигнутое посреди площади. Подойти можно было только к изножью, с других сторон к ложу не пропускали — запретная зона. Оттуда, где они сейчас находились, лицо короля еще нельзя было разглядеть, только угадывалось большое лежащее тело в красной с золотом мантии да сапоги с торчащими вверх носками. Бриско потянул брата за рукав.
— Это он?
— Ясное дело, а ты думал кто?
Хотя сказано это было вполне залихватским тоном, Алекс был глубоко взволнован, даже ошеломлен. По углам ложа стояли четыре солдата — почетный караул. Разрешалось только дотронуться до сапога или колена короля, что, собственно, и делали люди.
