– Да ты их уже давно пропила: и гордость, и
чувство собственного достоинства, – процедила я сквозь зубы и, поднявшись
со ступеньки, взяла свою дорожную сумку, собираясь пройти в дом.
– Не смей так с матерью разговаривать! Лучше
иди, помирись со своим старым козлом. Зачем ты с ним поссорилась, у тебя же все
равно никакой гордости никогда не было? Ты даже не знаешь, что это такое.
– Мать, ты что, не понимаешь, что я со своим
старым козлом не поссорилась, а рассталась?!
– Как так?
– Вот так. Он в Штаты уехал насовсем.
– И что, квартиры тебя лишил?
– Представь себе, лишил. Содержанки по своей
воле не уходят и с материальными благами по собственному желанию не
расстаются, – устало произнесла я и зашла в дом.
Встретившись с собирающейся в школу Тоней, я
сразу поймала на себе ее удивленный взгляд и села на первый попавшийся стул.
– Оля, ты за нами пришла? – обрадовалась
Тонька и бросилась ко мне обниматься.
– За вами? – слегка отстранила я ее.
– Ты же говорила, что снимешь нам квартиру и
переведешь нас с Дашкой в новую школу. Ты приехала нас забрать?
– Я приехала к вам жить.
– А как же новая квартира и школа?
– Не получилось.
– Ее козел старый бросил и рванул в
Штаты, – злобно объяснила сестре мать. – Нет у нее больше денег.
– А как же мы теперь все будем? – Сестра
задала мне тот же вопрос, который перед этим задавала мать.
– Не обязательно вдаваться в
подробности, – сделала я замечание матери и налила себе чаю.
– А где же твоя норковая шуба? – не
унималась расстроенная сестра. – Где машина? Дорогие вещи?
– Ничего нет, – холодно ответила я.
– Все отобрал?
– А я сама все ему оставила, забрала с собой
только свою гордость, – истерично засмеялась я и посмотрела на мать.
Затем не выдержала и, положив голову на
кухонный стол, заплакала навзрыд. Тоня села рядом со мной и попыталась меня
успокоить, гладя меня по голове, как маленькую девочку.
– Оля, не плачь. Ты красивая. Другого себе
найдешь. Более щедрого и богатого, а может быть, даже и молодого.
– Не хочу больше никого искать! Это так
унизительно! – не переставая плакать, я зажала уши ладонями, потому что в
них опять зазвенело, и я ощутила такую боль, словно побывала недавно под
артиллерийской канонадой. – Он обращался со мной, как с вещью. Мог
накричать, ударить по лицу. А в последний момент просто испугался своей жены и
отобрал машину.
– Вот сволочь, – процедила сквозь зубы
Тоня. – Все они козлы. Я сейчас чуть подрасту и буду с них только деньги
рубить. Я за тебя отомщу.
От последних Тонькиных слов по моей спине
пробежал холодок, и я поняла, что я заговорила на недетские темы при ребенке.
Моментально успокоившись, я вытерла слезы и ударила кулаком по столу.
– Ты что несешь? Рано тебе еще о таких вещах
думать. Мала еще.
– А когда о них думать? – хитро прищурила
глаза Тоня. – Богатые старые пердуны любят молоденьких. Так что нужно
уметь пользоваться своей молодостью и выгодно ее продавать.
– Тебя кто такому научил? – опешила я.
– Дашка.
– А где она?
– Не знаю, – пожала плечами Тоня. –
Она школу часто стала пропускать и дома почти не ночует.
– Как только она вернется, я сразу проведу с
ней воспитательную работу. Это ж надо, младшую сестру такому учить.
Как только Тоня ушла в школу, я пошла в
спальню и легла на кровать. Мать поплелась следом за мной и осторожно присела
на краешек постели.
– Тут недалеко от нас палатка овощная стоит.
Там висит объявление, что продавец требуется. Может, устроишься? Пусть зарплата
небольшая, но при желании всегда заработать можно. Говорят, на обвесе
покупателей неплохо зарабатывают.
– Я сейчас хочу выспаться, а затем буду думать
о работе.
– Тоня мне говорила, что ты на Лазурный Берег
летала?
– Летала. Только мне сейчас самой в это не
верится. Кажется, все приснилось.
– Жаль, что у тебя так с твоим дедом
получилось. Хоть мир немного посмотрела, и то хорошо.
– Ты же его всегда ненавидела, а теперь
говоришь – жаль.
– Сначала ненавидела, затем смирилась, а после
и уважать стала, ведь мы только на его деньги и жили.
– Не переживай. С голоду не помрем: руки, ноги
и голова есть. Заработаю!
– Тяжело тебе, наверно, после той жизни
обратно в эту возвращаться?
– А ты как думаешь?
– Я знаю, что тяжело. Доченька, а может, мы
это дело отметим?
– Какое дело?
– Твое возвращение.
– Мама, я спать хочу.
– Ты спи, а я пока за чекушкой сбегаю, –
возбужденно вскочила с кровати мать.
– За какой еще чекушкой?
– За бутылкой.
– Никаких бутылок! У меня денег немного есть.
Я тебя закодирую.
– Еще чего не хватало! – оскорбилась
мать. – Кодируют, знаешь, кого?
– Кого?
– Пьяниц.
– А ты кто?
– Я иногда выпиваю, но я не пьяница.
– Алкоголик никогда не признается в том, что
он алкоголик.
– Так, может, дашь на бутылочку? За твое
возвращение.
– Нет, – замотала я головой и опять
схватилась за уши.
– У тебя что, уши, что ли, болят? –
заметила мать. – Застудила...
– В них очень сильно звенит. Мам, дай поспать.
Пить ты больше не будешь, это я тебе обещаю. Если Дашка явится, никуда из дома
ее не выпускай. Сразу меня буди. У меня к ней очень серьезный разговор.
– Спокойной ночи, – расстроенным голосом
произнесла мать, затем тут же добавила: – Вернее, спокойного утра. Я пока
что-нибудь поесть приготовлю. На продукты денег дашь?
– Я продукты сама куплю.
– Ты боишься, что я чекушку себе куплю?
– Боюсь, – честно призналась я маме.
– Что ж, ко мне дочь блудная вернулась, а я за
ее возвращение и рюмки выпить не могу?
– Чаю выпей.
– Жестокая ты.
