Я с трудом сдерживала слезы, потому что
понимала, что забрать Тоньку мне некуда, что я здесь сама на птичьих правах и,
как только меня довезут до дома, Родион скажет мне, что я уволена, велит, чтобы
я собирала свои вещи и ко всем чертям убиралась из особняка.
Я стала тут же соображать, как жить дальше
после того, как меня выкинут из дома Георгия и как спасти Тоньку. У меня на
счету есть десять тысяч евро. Сниму квартиру, переведу Тоньку в другую школу и
закодирую мать. А если мать не захочет кодироваться? Повезу к специалистам
силком. По крайней мере, она сменит круг общения и обстановку, а это
немаловажно.
«Оля, я тебя жду».
Вновь пришло сообщение от Тоньки, и я
обрадовалась ему, как ребенок. Как только меня привезли в особняк, я прошла в
свою комнату и надела ту одежду, в которой сюда приехала. Когда дверь моей
комнаты распахнулась и вошел Родион, я приготовилась к самому худшему.
– А ты что так оделась? – не мог не
поинтересоваться он. – Ты же вроде в этом проститутском наряде на работу
приезжала устраиваться.
– Никакой это не проститутский наряд, а очень
даже дорогая одежда.
– Да в ней только на панели стоять!
– Я в этом платье на Лазурный Берег ездила к
подруге на день рождения. И выглядела там, между прочим, не хуже других.
– Да в таком прикиде только девочкой по вызову
работать. Сними это немедленно. Я сразу хотел распорядиться, чтобы эту одежду
сожгли, но потом решил, что ты в ней домой поедешь, когда тебя отсюда выкинут.
– А я уже домой собралась. Меня уволили?
– Кто тебе такое сказал?
– Я не выполнила требования и поняла это по лицу
Георгия Петровича.
– Нет. Ты не уволена. Но сегодня ты допустила
несколько серьезных ошибок, и хозяин делает тебе довольно серьезное замечание.
Если в следующий раз на вечеринке ты увидишь кого-то из своих подруг, то ты
должна поздороваться кивком головы. Этого вполне достаточно. Если подруга
бесцеремонно сама к тебе подойдет, то ты должна сослаться на занятость и как
можно быстрее вернуться на свое место. И уж тем более не имеешь права
представлять хозяину каких-нибудь людей. Это строго запрещено. По этому поводу
тебе делается первое и последнее замечание. К хозяину пытаются подступиться
слишком многие, но это не значит, что он должен знакомиться со всеми подряд. Он
сам выбирает тех, с кем ему нужно общаться. Тебе все понятно?
– Понятно.
– Ты так мало работаешь, а так много ляпов уже
допустила. Девочка, если будешь продолжать в том же духе, то ты вылетишь с
работы намного раньше, чем тебе будут перечислены на счет обещанные деньги.
– Я буду стараться, – словно школьница,
пообещавшая исправить плохие отметки, произнесла я.
– Будь умной девочкой. У тебя есть все шансы
исправиться.
Родион хотел выйти из комнаты, но, взявшись за
дверную ручку, остановился.
– И пожалуйста, сними этот безвкусный
проститутский наряд, а то, глядя на тебя, пропадает всякое желание общаться с
тобой на уровне.
– Я сейчас сниму, – судорожно закивала я
головой. – Я просто думала, что меня уже уволили. А где сейчас Георгий?
– Работает у себя в кабинете.
– Он на меня очень злой?
– Ты знаешь, у него столько забот и хлопот, не
то положение и не тот возраст, чтобы сидеть и дуться на тебя в своем кабинете.
Ты слишком мало для него значишь. Ты – просто человек, принятый на работу на
испытательный срок, и этот испытательный срок ты проходишь не совсем удачно.
Глава 22
Как только за Родионом закрылась дверь, я тут
же переоделась в платье, которое стилист подобрал мне для дома, и, выйдя из
комнаты, пошла искать кабинет Георгия. В коридоре было тихо и горел тусклый
свет. Видимо, все обитатели уже разбрелись по своим комнатам, готовились ко сну
и смотрели телевизор. Когда домработница водила меня с экскурсией по дому, она
показывала мне комнату, являющуюся, по ее словам, кабинетом Георгия Петровича,
и еще тогда я отметила про себя то, что моя спальня и кабинет хозяина находятся
на одном этаже. Увидев нужную мне дверь, я убедилась, что за ней горит свет, и
тихонько в нее постучала.
– Что нужно?
Открыв дверь, я посмотрела на сидящего перед
работающим компьютером Георгия и, поймав на себе его удивленный взгляд, тут же
упала на колени и принялась целовать колеса его инвалидной коляски.
– Георгий, я тебя умоляю, помоги. Я понимаю,
что я не имею права обращаться к тебе со своими проблемами, но у меня нет
другого выхода. Пойми меня правильно... Я понимаю, что ты уже и так на меня
зол, а после этого разговора скажешь своей охране, чтобы она выкинула меня из
твоего дома и не подпускала к нему даже на километр, но я очень тебя прошу...
– Встань с колен и прекрати целовать колеса.
Да отойди ты от моего кресла!
Голос Георгия моментально привел меня в
чувство, и я встала с колен.
– Сядь напротив.
Я села напротив и посмотрела на мужчину
глазами, полными отчаяния.
– Что ты от меня хочешь?
– У меня деньги на счету есть. Я денег не
прошу. Я понимаю, что не могу выходить из дома, но мне нужно на несколько часов
отлучиться...
Я без утайки рассказала Георгию о своей
младшей сестренке, о том, что Дашкина смерть никак не подействовала на мать, и
она запила еще больше. В доказательство достоверности своих слов я показала
сегодняшнюю переписку с сестрой и призналась в том, что у меня сердце
разрывается на части от горя и безысходности. Георгий ознакомился с присланными
мне сообщениями, вернул мне телефон, достал из кармана рубашки аккуратно
сложенный носовой платок и положил его передо мной.
– Вытри слезы и прекрати реветь. Тебе нельзя
плакать. Ты должна всегда хорошо выглядеть. Тебе же Родион все объяснил.
– Я больше не буду.
– Завтра же Родион договорится с руководством
одной из лучших частных школ. Твоя сестра будет в ней учиться и сможет жить при
ней на полном пансионе.
– А мама?
– Мать закодируют. Для нее снимут квартиру. В
пятницу вечером сестра будет приезжать домой, а в понедельник утром уезжать на
учебу. Завтра Родион решит все твои проблемы.
– Георгий, какой же ты добрый! Спасибо тебе.
Спасибо...
Не помня себя, я вновь упала на пол и хотела
было снова начать целовать колеса коляски Георгия, но он успел схватить меня за
ворот платья и не позволил мне это сделать.
– Послушай, отцепись ты от этих колес, –
впервые за столько времени на лице Георгия появилась улыбка.
Взяв платок, он вытер мои слезы и сказал тихо:
