Погодьте, а я это кто? Но додумать мысль до конца не успел, из тумана за спиной меня кто-то окликнул:
– Игорь…
Я попытался оглянуться и вдруг понял, что не могу пошевелиться. Совершенно. Более того, нет больше никакого костра, никакого тумана, а я лежу в больничной палате. Неподвижный, как мумия любого по счету Рамзеса или Тутанхамона…
– Здравствуй, Игорь…
Мой лечащий врач, чуть полноватый, воняющий дешевым табаком, чье амбре не в состоянии заглушить ни дезодорант, ни еще более отвратительный одеколон, как всегда, по-деловому собран и немногословен. Василий Васильевич убежден, что сюсюкать с безнадежными пациентами глупо, а нарочито бодрый тон больных только раздражает. Лично мне по фигу. Осужденному к смертной казни совершенно без разницы, каким тоном судья зачитает приговор. Лишь бы не тянули… Ожидание смерти гораздо хуже самого перехода в небытие. Кстати, а кто проверял? Мнение несчастных, томящихся у плахи, известно многим, а что в действительности думают по этому поводу казненные?
– Игорь, ты меня слышишь?
Что? Ах, да, надо ж закрыть глаза, подтверждая, что контакт установлен.
– Мы с тобой давно друг друга знаем практически насквозь, поэтому не буду тянуть кота за хвост. Согласен?
Слишком давно! И по поводу «насквозь» тоже вернее не скажешь. Меня столько раз просвечивали рентгеном, что чернобыльский реактор отдыхает. Если б не дожидался смерти, то давно б уже лечился от облучения. Ну, чего завис, Васильевич? Бухти дальше о том, «как космические корабли бороздят просторы Большого театра». Блин, опять отвлекся и забыл закрыть глаза.
– Вот и славно, – врач оживленно потер ладони. – У меня для тебя две новости и, в пику старинному анекдоту, обе хорошие. Даже не знаю, с какой из них начать…
«Мама, папа, вы будете дико смеяться, но наша Софочка тоже умерла!» Какие еще новости?! Чем меня можно обрадовать? Ладно, док, излагай. Скажешь, когда смеяться.
– Прежде всего, хочу отметить, что сегодня в графике отметили четвертую точку твоих комплексных обследований. И вектор подтверждает прямолинейную положительную тенденцию. Я не берусь прямо сейчас прогнозировать по поводу сроков. Для более надежной и точной экстраполяции необходимо получить еще хотя бы два-три результата, но с полной уверенностью и ответственностью за свои слова могу утверждать: Игорь, дело сдвинулось с мертвой точки. Ты пошел на поправку!
Он продолжал еще что-то говорить в таком же заумном ключе, но оборвал себя на полуслове, как только я требовательно зажмурил левый глаз.
– Прости, я непонятно излагаю? Ты хочешь переспросить?
Я закрыл оба глаза.
Василий Васильевич достал азбуку и стал поочередно водить по буквам пальцем, пока я не прикрыл правый глаз.
– «В»…
– «Р»…
– «Ё»… Думаешь, вру? – возмутился врач.
Я утвердительно зажмурился.
– Игорек, родной мой. Клянусь жизнью!
Я хотел закрыть глаза, но остановился, почувствовав, что из-под опущенных век непрошеной слезе будет легче выкатиться.
– Так вот, дорогой ты наш герой, – продолжил так же пафосно доктор. – Тенденция безусловная, как дважды два. А вот по срокам придется тебе еще потерпеть. Полтора-два года, а то и все три – это минимальный минимум.
«Три года?… Хе-хе, это что. Это для нас сущий пустяк. Тьфу! А вот высшую меру, должен признаться, я выношу с трудом». Я так увлекся, вспоминая одну из любимых кинокомедий, что непроизвольно зажмурился.
– Рад, что ты это понимаешь, – по-своему истолковал мою нечаянную мимику Василий Васильевич. – И отсюда вытекает вторая новость. Тебе наверняка приходилось слышать от медперсонала, что наше учреждение в большей степени исследовательское, нежели лечебное?
Доктор подтверждения не ждал, но я не поленился моргнуть. Странный разговор в сочетании с хорошей новостью неожиданно увлек меня.
– Короче говоря, лаборатории теории игр академика Аристарха Нагорного нужен доброволец для проведения ряда испытаний по возможностям прямого взаимодействия компьютера и человеческого разума. Подчеркиваю: именно разума, а не магнитно-электрических сигналов мозга. От желающих испытать на себе новую аппаратуру отбоя нет, но неожиданно возникла одна проблема. Подстройка системы – это длительный, многочасовой процесс, а обычные люди – существа несовершенные и долго в состоянии полного покоя пребывать не могут. То живот прихватит, то еще чего-то, а там и рабочий день закончился. Вот я и подумал: почему не совместить возможности? Исследовательскому институту – идеальный объект, тебе – развлечение. Уговаривать не стану, ты пациент опытный, сам знаешь, как важны для выздоровления позитивные эмоции. И, что тоже немаловажно, тебе за это еще и заплатят. Думаю, некоторая прибавка к пенсии героя лишней не будет? Ну, говори сразу: идти за профессором?
Мои глаза закрылись даже быстрее, чем вечно во всем сомневающееся сознание дало отмашку. А почему бы и нет? Помнится, арестанты, осужденные на длительные сроки, дабы разнообразить досуг, заводили себе дрессированных крыс или пауков. Так неужели профессор окажется неприятнее в общении?
– Я и не сомневался в твоем решении, – одобрительно кивнул Василий Васильевич, поворачиваясь к приоткрытой двери. – Господин профессор, заходите. А я, Игорь, побегу дальше. Позже загляну, и мы еще пообщаемся.
В палату шагнул высокий, стройный мужчина… Светло-серый костюм сидел на нем безукоризненно элегантно, с присущей аристократии небрежностью. Впрочем, угадываемые под тонкой тканью мышцы скорее могли принадлежать гимнасту или многоборцу, нежели манерному носителю голубой крови. Грубые черты лица чуть облагорожены длинными вьющимися волосами, аккуратно подстриженными усами и небольшой академической бородкой. Зато глаза молодого мужчины излучали такую силу, что само пространство, казалось, готово было скукожиться или распахнуться перед ним, как полиэтилен вблизи огня. И даже несколько пижонская трость не портила общего впечатления. В самом деле, не руками же отодвигать в сторону заступающих путь невежд. Фактурный товарищ… Вот кого надо было приглашать на роль Воланда, а не безусловно гениального, но слишком простоватого, свойского «марафонца» Басилашвили.
– Будем знакомы. Арагорн Московский! – громко и отчетливо пробасил профессор. – Мои соболезнования и извинения за неумышленную бестактность, но твоя неподвижность, Игорь, как нельзя лучше отвечает выдвигаемым требованиям для участия в эксперименте. Но прежде, чем продолжить, разреши уточнить некоторые аспекты твоего эго. Не возражаешь против небольшого теста?
Если б возражал, то давно б развернулся и ушел.
– Ну и отлично, – усмехнулся профессор. – Вопрос первый: вы видите, как дерутся двое мужчин. Мощный громила и интеллигентный очкарик. Кому из них вы бы стали помогать?
Я за справедливость. И вообще, не понял: а к чему здесь внешность? Иной хлюпик десяток громил уложит и не вспотеет.
