Глава 10
Словно бросая вызов всем врагам, на шпиле наивысшей башни замка, на зеленом полотнище, в венке из пяти малых корон, сурово бил копытом и грозно наставлял рога могучий серебряный тур.
Турин с первого взгляда поражал каждого, кто впервые видел его, своим величием и строгостью. Особенно – издали. Потому, что со второго – становилось понятно, что все это грандиозное великолепие заслуга не ныне здравствующих обитателей столицы королевства, а наследие былых времен. Так сверкает надраенный до блеска дедушкин доспех. Но при ближайшем рассмотрении становятся заметны трещины в эмали герба, потертые завязки. А главное – видно, что и внук уже не той стати. Ибо если славный предок поддевал под латы один лишь кафтан, то нынешний рыцарь свободно помещается в них вместе со стеганой поддевкой.
Два ряда оборонительных стен, господствующие над высоким, но пологим холмом, о подножие которого будто о морские волны разбивались вековые дубовые и буковые леса, весомо напоминали всем, кто грезит игрой света на зубьях венца королевы Зелен-Лога, что завладеть им непросто. Но, с учетом уменьшившегося количества жителей города после Моровицы, всех этих фортификационных сооружений имелось даже в избытке. Хотя по сравнению с другими замками столицу королевства можно было считать довольно многолюдной.
Одновременно с этим островерхие крыши дворцов и башен, которые проглядывали между кольцами отвесных стен, своей разноцветностью издалека напоминали пышное произведение кулинарного искусства под названием «торт», побуждая путников к определенного рода шуткам, касаемо лакомого куска.
И хоть вырубленные по всему склону деревья старались сделать город королевы Беляны хотя бы на вид суровым, а крепость на загривке Замковой горы – пыталась казаться высокой и неприступной, кучки березок и осин, что живописными группками повырастали в предполье, придавали общему пейзажу впечатление какой-то шаловливости. Будто все тут не взаправду, а понарошку. Слишком беспечно, слишком шумно. И при более тщательном рассмотрении столица действительно напоминала праздничный торт, который пытаются растащить по крохам трудолюбивые муравьи.
Люди копошились везде и особенно в предместье. Заполняли гамом улочки и площади. Громыхали чем-то на крышах зданий, перекликались из открытых настежь окон, торговали, ругались, договаривались о чем-то внизу, орали песни в корчмах, флиртовали… То есть жили привычной жизнью. И всякому, прибывшему из более спокойных мест, вся эта свалка должна была казаться одним гигантским исступленно квакающим в любовном угаре весенним болотом и сводила на нет все впечатление от пышности и величия.
Ну о каком величии можно думать, созерцая, например, обтрепанного крестьянина, который медленно бредет на рыночную площадь за фурой, загребая пыль босыми ногами?… Или лесоруба, который тащит на собственных плечах в детинец вязанку дров? Хмельного трубочиста, дремлющего на краю сточной канавы и ожидающего ближайший гвардейский патруль? Или языкатых баб, которые, заткнув за пояс подол сарафана, стирают в оборонном рву грязное белье? Рядом с богатыми постоялыми дворами можно было увидеть рудокопов, утомленных тяжким трудом. Им-то точно чихать на любую роскошь, кроме дуката в собственном кошельке.
Даже сверкающие на солнце кирасы здоровяков стражников, которые, опершись на поручни подъемного моста, лениво переговаривались между собой и от нечего делать сплевывали вниз, смотрелись во всем этом бедламе, как две монетки, брошенные вместе с пригоршней речной гальки и ила в богато разукрашенный кошель.
Часовые время от времени посматривали по сторонам, но в основном задерживали взгляд на оголенных женских ногах, соблазнительно белеющих даже на таком расстоянии. Хоть солнце еще едва взошло над верхушками деревьев, в кожаных шлемах и металлических кирасах им уже было довольно жарко, но служба не тетка. Зато длинные копья оба небрежно прислонили к стене у створа городских ворот.
В большую охранную дружину преимущественно вербовали крестьянских парней, из тех, кто не хотел или не умел работать на земле. А что при этом преимущество отдавалось верзилам могучего телосложения, то и лености в них было заложено природой значительно больше нормы. Кроме того, поскольку Зелен-Лог уже полвека ни с кем не воевал, а харцызы так далеко на северо-запад не забирались, то и стражники к службе относились как к не слишком утомительному ритуалу, справно исполняя который будешь сыт, обут, одет и пару монет к старости отложишь, чем существенно отличались от гвардии, в которую принимали только отпрысков из дворянских семей, где мальчиков с детства обучали владеть оружием и наставляли, что когда-нибудь с врагом все же придется столкнуться. Но поскольку к сохе недавним крестьянским парням возвращаться не хотелось, их слаженных усилий вполне хватало для поддержания в столице вальяжного спокойствия и мгновенного прекращения любых беспорядков. Хотя и отлынивали стражники от службы, как могли.
Вот и эта парочка не столько караулила мост, сколько дремала, перебрасываясь редкими фразами в основном о качестве завтрака и о том, что будет сегодня на обед и на ужин.
– А я тебе говорю, – уверенно говорил старший по возрасту, если судить по седине, уже вплетенной в рыжие усы и бороду, – что на обед будет жареная свинина!
– Опомнись, Аким, – не давал убедить себя младший, коротко остриженный шатен. – Я хорошо знаю, что вчера прирезали двух бычков. Пастухи холостили молодняк, и рука коновала дважды дрогнула, от чего нож вошел слишком глубоко… Пришлось прирезать.
– Коновала? – захохотал старший.
– Типун тебе на язык… Чем тебе хранители не угодили?
– Чего ты, Лучезар, – посерьезнел товарищ. – Я же шучу.
Младший только головой покрутил неодобрительно и прибавил:
– Глупые шутки. А я так скажу – от хранителей повсюду лишь добро. Особенно с тех пор, как наша королева приблизила к себе мудреца Ксандора…
– Разве я спорю? Конечно, так. Даже король не заботился о нас настолько… – признал старший стражник. – Тебе, Лучезар, не с чем сравнивать, а меня, как вспомню предыдущие годы службы, мороз по коже дерет. Городские ворота постоянно открывались и закрывались. Одни дворяне прибывали, другие куда-то уезжали. А мы должны были неподвижно часами выстаивать на посту, как истуканы… К концу дежурства казалось, что пика прибита к ладони гвоздями. О том, чтобы так, как сейчас, спокойно поболтать, нечего было и мечтать. Торчи на самом солнцепеке и пошевелиться не смей… Даже не мигни! Сразу получишь от десятника в тыкву!..
– Да. Я еще немного успел застать старые порядки, но уже под самый конец… Из-за того, что был еще совсем зеленым, меня не ставили в караул. Но зато постоянно муштровали. Спозаранку и до заката.
– А теперь, – завершил удовлетворенно Аким, – тишина и порядок. Никто никуда не торопится, никаких дворян с визитами. Король с королевой почти не кажутся из дворца. За все время нашего дежурства лишь те двое, что назвались гонцами барона, въехали в город. Не служба, а вареники с вишнями.
– Истинная правда, – согласился товарищ. – Всей службы, что пару раз на неделе постоять у ворот. Да по городу пройтись, напоминая о соблюдении порядка. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! – спохватился младший. – Как говорят: не буди лихо, пока тихо. Орден такой сосед, о котором не стоит лишний раз вспоминать. Не хотелось бы мне сейчас в поход. Особенно после стольких лет спокойной и сытой жизни. А все – благодаря мудрецу Ксандору!..
