— У тебя новый чемодан? — решил поддержать подругу я. — Эффектно смотрится.
— Угу, — подтвердила она, усаживаясь на заднее сиденье. — Вчера старый покрасила серебрином из баллончика. И безопасно, и всё равно внушает ужас окружающим.
Дорога до аэропорта заняла более часа, он находился далеко за чертой города. Флевретти настоял, что лично понесёт чемодан журналистки.
— Мадемуазель Эльвира, с какими цветами вас встретить по возвращении? — галантно поинтересовался он с той самой кривой улыбкой, которую считал неотразимой для всех женщин.
— С букетиком перечной мяты, — усмехнулась Эльвира.
— Перечную не могу, — сразу сник капрал. — Она мне самому слишком нравится. О, пойду-ка я улыбнусь стюардессе.
И он, бросив нас, рысью поспешил к пересекающей зал толстой чертовке в форменной одежде авиакомпании «Горгулия-Кисегач Скай Тим». Стюардесса оказалась более податливой, она не только пококетничала с Флевретти, но даже позволила ему записать свой номер телефона. Счастливый капрал быстро помахал нам на прощанье и уехал с чувством честно выполненного долга. Как я уже говорил, в женщинах ему было важно не качество, а количество. Если, конечно, можно так выразиться при учёте современных требований толерантности к женолюбам и женофобам. Но, думаю, пока никто не слышит, можно…
Мы без спешки прошли регистрацию, успели выпить по чашечке густого как дёготь кофе без кофеина и даже поболтать о том, кто как переносит полёты. Оказалось, Эльвира безумно любит зоны турбулентности, а я — перегрузки при взлёте и посадке. А потом нас подвезли на стареньком автобусе к маленькому тридцатиместному самолёту, раз в две недели курсировавшему между Мокрыми Псами и Порксом. Механик, пожилой чёрт с измождённым от алкоголизма лицом, попрыгал на крыше и сполз на пузе по крылу, задумчиво бормоча себе под пятачок:
— И надо бы починить, да руки не доходят.
Эльвира взлетела по трапу, как птичка, стуча каблучками. Мурмонский священник в парандже попытался было заглянуть ей под подол, но тут же словил подзатыльник от бдительной жены. Она ещё успела два раза ткнуть его кулаком под рёбра, ударить в пах, дважды закатать с размаху в челюсть, прежде чем я вмешался и призвал её к порядку, после чего благопристойная чета под руку чинно вошла в салон как ни в чём не бывало. Прочие пассажиры тоже сделали вид, что ничего не заметили…
Странная, конечно, традиция у этих мурмонов надевать на мужей паранджу да ещё и бить при каждом удобном случае. Практикуемое многомужество их религия только одобряет, а священник вообще не может вступить в должность, пока не станет третьим или четвёртым мужем у какой-нибудь суровой матроны. Обычно юноши по окончании семинарии скидываются и идут просить одну устраивающую всех женщину связать их всех кучно узами брака и взять под своё покровительство. Паранджу они имеют право снимать только на проповедях, иначе объявляются грешниками и плохими мужьями, завлекающими своим ликом чужих женщин, за что запросто могут лишиться сана. А паства — это немаленькие деньги…
Кроме этой оригинальной святой парочки в салоне мрачно застыла, прильнув носами к иллюминатору, тройка домовых-гастарбайтеров, вроде тех, что работали в магазине, где Эльвира одевала меня в гейский прикид. Этих парней в последнее время слишком много — куда смотрит управление по нелегальной иммиграции, ума не приложу?! Помимо своего кошелька, разумеется…
— Я заметил их ещё в аэропорту, — шепнул я на ухо Эльвире. — У них не было багажа.
— Ничего подозрительного, — так же шепотом ответила она. — Это же китайцы, у них в каждой стране своя община. Их везде встретят свои, накормят, оденут, смысл таскать с собой лишние вещи? Если, конечно, не на мелкорозничную торговлю.
Поскольку пока делать было нечего, я пожал плечами и переключился на ненавязчивое изучение других пассажиров. С нами летели ещё двое врачей-сатиров, судя по стойкому запаху кокаина от их ручных саквояжиков, явно стоматологи (правильно, на гражданской войне всегда можно подзаработать. Думаю, не одному десятку вампиров отважные братья Чунгачмунка уже выбили томагавком зубы). Шестеро добропорядочных на вид чертей, мне не знакомых, и одна старая баньши, настолько дряхлая, что подняться по трапу ей помогали две стюардессы и даже второй пилот. Потом мне стало неинтересно рассматривать пассажиров. Да и Эльвира отвлекала шумным рассказом в лицах о том, как её братишки пытались запечь в микроволновке мамины тапочки с сыром под майонезом.
Прежде чем загудели двигатели, к нам вышла разбитная стюардесса и слегка хриплым с похмелья голосом объявила:
— Дамы и господа, мы рады приветствовать вас на борту нашего самолёта, совершающего рейс Мокрые Псы — Поркс. Авиакомпания «Горгулия-Кисегач Скай Тим» выражает надежду, что мы всё-таки долетим до указанного места, несмотря на то что у нас списанный самолёт, сегодня нелётная погода, бензина, как всегда, мало, старший пилот лечится от алкоголизма, а аэропорт Поркса не принимает в связи с демонтажом взлётно-посадочной полосы.
Последнее — это традиционная шутка всех воздушных линий. Все пассажиры так же традиционно улыбнулись и кисло поаплодировали её актёрским талантам. Скучными жестами показав, под какими сиденьями находится камень с верёвкой, если мы упадём в воду, и ещё более скучно пообещав нам завтрак, как только самолет начнет снижение, стюардесса уселась поближе к домовым, прикрутив себя за пузо двумя ремнями безопасности. Зашумели двигатели, самолётик, смешно подпрыгивая и заваливаясь набок, побежал по взлётной полосе. Я потряс головой, избавляясь от шума в ушах, и прикрыл глаза. Подобные перелёты, как правило, жуткая скука. Всё интересное началось, лишь когда мы выровнялись над облаками и взяли курс на Поркс. В это время самолёт попал в зону турбулентности, и сидевший от нас через проход священник-мурмон вдруг перепугался и начал громко молиться.
— Дьявол, спаси меня! О жестокий, помоги! О беспощадный, не оставь! — вопил он, подпрыгивая в кресле и пытаясь пробить головой иллюминатор.
— Но если мы разобьёмся, вы тут же окажетесь рядом с ним, — не выдержав, съязвила Эльвира.
Этот веский аргумент не только не успокоил неврастеничного священнослужителя, но и вызвал новый всплеск истерии. Я покосился на его супругу, но женщина лишь флегматично воткнула себе в уши наушники аудиоплеера и достала вязание. Видимо, подобные вопли благоверного ей были не в диковинку.
А когда наш самолёт начал сбрасывать высоту, и качающаяся проводница стала раздавать завтрак, в проход вдруг выскочили сразу двое домовых, вооружённых рубанком и стамеской, и писклявыми голосами потребовали:
— Твоя сидеть на месьто! Дьавай-дьавай! Самолёть будить лететь, куда мы сказать. Дьавай-дьавай! Мы брать курсь на Туресия!
— В Турецию?! Ура! Мы летим в Турецию! — сначала не поверили, а потом обрадовались пассажиры, и даже священник перестал истерить и глаза его мгновенно заблестели радостной надеждой. Пляжи, море, красивые девушки и неограниченный подход к бару! Кто ж откажется?
Третий китайский домовой, вооруженный пистолетом, уже выходил из кабины пилотов с такой торжествующей миной на небритом личике, что сомневаться в успешности его переговоров не приходилось. Стюардесса, будучи вдвое крупнее всех трёх домовых, вместе взятых, вжалась в кресло и сидела как мышь, — видимо, как и все, хотела в Турецию. Неужели только нам на этом проклятом летающем корыте нужно попасть в Поркс?! Я не вмешивался, потому что поначалу не поверил в этот бред, но только до тех пор, пока переговорщик, помахивая стволом, нагло не заявил:
