Не знаю, сколько времени прошло, и вдруг чую: вот-вот кончу
и уже сдержать себя не могу, заскрипел зубами, изогнулся весь и заорал. Потом
мне уже рассказывал Кизма, орал я секунд двадцать так, что пробирки звенели и в
осциллографе лампочка перегорела от моей звуковой волны. А сам я полетел в обморок,
в пропасть. Открываю глаза – свет горит, ширинка застегнута на все пуговицы, в
голове холодно и тихо, и вроде бы набита она сырковой массой с изюмом. Очень я
ее уважаю. Никакого похмелья нет.
Выхожу я в лабораторию, на меня зашикали. Академик над прибором,
от которого пар идет, колдует и напевает: "…а вместо сердца – пламенный
мотор». Ну как не уважать себя в такую минуту!? Я и уважал. Вдруг что-то
треснуло, что-то открыли, гайки скинули, академик крикнул: «Ура!», подбежал ко
мне, руку трясет и говорит:
– Вы, батенька, возможно будете прародителем вновь
зарождающегося человеческого племени на другой планете! Каждый ваш живчик
пойдет в дело! В одном термосе – народ, в двух – нация! А может, наоборот. Сам
черт не разберется в этих сталинских формулировках. Поздравляю! Желаю
успеха! – и убежал.
Я ни хуя не понимаю. Влада Юрьевна смотрит на меня, вроде и
не она дрочила. А, оказывается, вот что: мою наизлейшую малофейку погружали в
разные жидкие газы, замораживали, к ебаной бабушке, в камень, ну и оттаивали.
Оттают и глядят: живы хвостатые или нет. А в них гены затасованы. Никак газ не
могли подобрать и градусы. И вот – подобрали. И что же? Ракет тогда не было, а
Кизма мечтал запустить мою малофейку на Андромеду, и, в общем, я в этом деле не
секу, посмотреть надо, что выйдет. Понятно? Ты ебало не разевай. Еще не то
услышишь… Они попали бы на Андромеду, и в стеклянном приборе, как в пузе,
забеременели бы. Через девять месяцев – раз и появляются на Андромеде
живехонькие николаи николаичи. Штук сто сразу, и приспосабливаются, распиздяи,
к окружающей среде. Не поверишь? Мудило! А ты купи карпа живого, заморозь, а
потом в ванну брось, он и оживет.
– А-а-а!
– Хуй на! Чтоб не падал от удивления. Так вот,
возвращается академик, хотя нет… Сначала я говорю: «Дайте взглянуть хоть краем
глаза на этих живчиков». Пристроил шнифт к микроскопу, гляжу. А их
видимо-невидимо. Правда, что народ или нация, и каждый живчик в ней – николай
николаевич. Надо бы, думаю, по пизде на каждого, но наука еще додумается. Вот
тут приходит академик и говорит: «Вы, батенька, уж как-нибудь сдерживайте себя,
не рычите, не орите при оргазме, а то уж по институту слух пополз, что мы
вивисекцией занимаемся. А времена, знаете, какие? Мы – генетики – без пяти
минут враги народа. Да-с, не друзья, а враги. Сдерживайте себя. Трудно, по себе
помню. Но сдерживайте, скрипите хотя бы зубами».
– Это, – говорю, – нельзя. От зубного скрипа
в кишке глисты зарождаются.
– Кто вам, мой милый, сказал?
– Мама еще говорила.
– Кизма, подкиньте эту идею Лепешинской, пусть ее
молодчики скрипят зубами и ждут самонарождения глистов в своих прямых кишках.
По теории вероятности успех обеспечен. А еще лучше вставьте им в анусы по
зубному протезу. Так будет ближе к глистине… Шарлатаны! Варвары! Нахлебники!
Враги народа! – тут академик закашлялся, побледнел весь, глаза закатил,
трясется, вот-вот хуякнется на пол, я его на руки взял.
– Не бздите, – говорю, – папаша. Ебите все в
рот, плюйте на солнышко, как на утюг, разглаживайте морщинки!
Академик засмеялся, целует меня, благодарит меня за теплое
живое слово.
– Не буду бздеть, не буду! Не дождутся! Пусть бздит
неправый!
Кизма тут спирт достал из сейфа, я закусон приволок свой
донорский, ну мы и ебанули за успех науки. Академик захмелел и кричит, что не
страшна теперь человечеству катастрофа, и что если все пиздой накроются и
замутируют, то моя сперма зародит нового здорового человека на другой планете,
а интеллект – дело наживное, если вообще он человеку нужен. Потому, что хули от
него, кирюха, толку, от интеллекта этого? Ты бы поглядел, как ученые хавают
друг друга без соли, блядь, в сыром виде, разве что пуговички сплевывают. А
международное положение какое? Хуеватое, вот какое! У зверей, небось, львов или
шакалов, даже у акул, нету ведь интеллекта. Ладно, прости за лекцию. Пей! А радиация,
блядь! Из-за радиации, знаешь, сколько импотентами стали? Хорошо, у меня
иммунитет от нее, суки позорной.
Короче, прихожу на другой день или после воскресенья, ложусь
в хавишнике на диванчик, а член не встает. Дрочу, дрочу, а он не встает. От рук
отбился, гадина, совсем, заелся, пропадлина козырная. А дело было простое. Я же
все воскресенье про Владу Юрьевну мечтал, сеансов набирался, влюбился, ебитская
сила! Но работать-то надо! Кизма опять нервничает, и представь, Влада Юрьевна
говорит, что у меня теперь тип какой-то динамический образовался в голове и
придется ей снова вмешаться. Я от этих слов чуть не кончил.
Села она, кирюха мой запатентованный, опять рядышком и
пальчиками его… Ах! Глаза закрываю, лечу в тартарары, зубами скриплю, хуй с
ними, с глистами, а в позвоночник мой по новой забивают, загоняются серебряными
молоточками алмазные гвоздики друг за другом. Ебс! Ебс! Ебс! И по жилам не
кровь течет, а музыка. И, веришь, ногти чешутся на ногах и на руках так, что
как кошке в течку, все охота царапать, царапать, царапать и рвать на кусочки.
Тебя пиздячило когда-нибудь током? Триста восемьдесят вольт, ампер до хуя и
больше в две фазы? А меня пиздячило! Так это все муде, колеса по сравнению с
тем, когда кончаешь под руководством Влады Юрьевны. Молния, падла, колен в
двадцать ебидозит тебя между большими полушариями, не подумай только –
жопы, – головы! И – все! Золотой пар от тебя остается, испарился бы в
дрожащую капельку и страшно, что рассыпались навсегда все двадцать розовых
колен твоей родной молнии. Выходит дело, я опять орал и летал в пропасть.
Кизма ворвался, как бешеный, белый весь, пена на губах,
заикается, толком ничего сказать не может. Влада Юрьевна ему и говорит, спиртом
рученьки протирая:
– Опыты, Анатолий Магомедович, будут доведены до конца.
Не теряйте облика ученого, так идущего вам. Если Николай кричит, то ведь при
оргазме резко меняются параметры психического состояния, и механизмы торможения
становятся бесконтрольными. Это уже особая проблема. Я считаю, что необходимо
строить сурдобарокамеру и заказывать новейшую электронную аппаратуру.
Ты бы посмотрел на нее при этом! Волосы мягкие, рыжие, глаза
спокойные, зеленые, и никакого блядства в лице нет. Загадка, сука! То-то и
оно-то. А у Кизмы челюсть трясется и на ебале собачья тоска. Если бы был маузер
– в решето распотрошил бы меня. Блядь буду, человек, если не так. Ну и я не
фраер, подобрался, как рысь магаданская, и ебал я теперь, думаю, всю работу,
раз у меня любовь и второй олень появился на горизонте.
– А вас, Николай, попрошу не пить ни грамма две недели,
чтобы не терять времени при мастурбации. У нас его мало – лабораторию вот-вот
разгонят.
