Разумный, чье сознание подвергалось такой атаке, больше не мог управлять собой. Гипнурги могли сделать со своей жертвой все что угодно. Заставить напасть на бывших друзей и перебить их без жалости, просто съесть живьем для укрепления своих сил или же направить нового невольника работать до изнеможения, обогащая и расширяя владения своих хозяев. Власть туманников была абсолютной, и мало было тех, кто мог им хоть в чем-нибудь противостоять. Единственное, что спасало расы Фредлонда от покорения псиониками, — это то, что на поверхность, под лучи солнца, гипнурги не выходили. Снаружи они были уязвимы, и не узнать их было сложно, а значит, из охотников они могли превратиться в добычу. Псионические силы хороши лишь против живого… а вот простую стрелу из лука их обладатели, как правило, не замечали. И гибли. Поводов любить туманящих разум ни у одной расы, кроме них самих, не было, а вот поводов ненавидеть хватало.
Трофей Келеэля некогда был весьма сильным туманником, опрометчиво выбравшимся с компанией сородичей на поверхность в поисках новых жертв. Вот только он сделал очень большую ошибку, оказавшись слишком близко от жилища старого волшебника. Весь отряд гипнургов был перебит, их жертвы, те, что были еще живы, освобождены и, насколько это возможно, приведены в более-менее нормальное состояние, а предводителю туманящих разум не повезло больше всех. Келеэль отделил его мозг от остального тела, немного подрастил, решив, что с увеличением его массы пропорционально возрастет и псионическая сила, а потом поставил к себе на службу. Сейчас сознание гипнурга было стерто, а его сохранившиеся и преумножившиеся псионические силы готовы были служить эльфийскому архимагу по первому требованию. Некоторые побочные эффекты, правда, появились: в частности, теперь этот живой артефакт мог в качестве пищи усваивать только мозговое вещество бывших сородичей… Но Келеэлю новая игрушка все равно понравилась.
— Ищи! — велел Келеэль полуразумному артефакту, подтаскивая его телекинезом к зеркалу, где по-прежнему был виден хоровод душ. — Ищи тех, о ком искренне скорбят десятки молодых умов, охваченных жаждой мести. Ищи тех, кого вспоминают перворожденными, эльфами, детьми звезд. И пути их душ должны совпадать или быть близки. Ищи тех, кто только недавно покинул свою бренную оболочку и жаждет продолжения жизни!
— Соответствие найдено, — через некоторое время отозвался артефакт.
— Уже нашел?! Так быстро?! — поразился архимаг.
— Незначительное количество объектов, подходящих под заданные параметры, излучают волны, соответствующие в моем понятийном аппарате названному. Еще меньшее количество отождествляет себя с ними.
— Замечательно! Эх, выяснить бы, кто они… а то воскрешу еще заговорщиков, казненных при большом стечении народа. Или преступников, о которых идет дурная слава. Хотя… эти точно размазнями не будут.
— Вношу добавление. Составляющие их энергий частично перемешаны, но сохраняют тесную взаимосвязь с ядром искусственного происхождения, которое, вероятнее всего, и является центром аномалии. Часть душ сохранила мировосприятие и ограниченную способность к общению.
Архимаг впал в задумчивость. Обычно душа без тела сознания не сохраняет. Хотя смотря чья: сам архимаг и в таком состоянии был бы не менее опасен, чем при теле. То, что они частично перемешаны, — это понятно. Не зря же говорят про родство душ. Если близкие друг другу умирают одновременно, да еще и подпитываются общей энергией скорбящих, то вполне могут образовать единый объект. Разъединить его нетрудно, если бы не одно «но». Ядро, состоящее из нескольких душ, сохранивших разум, наверняка способно значительно изменить ход процесса. С одной стороны, это плохо — такое образование будет очень сильно сопротивляться, его просто так в тело не заманить. С другой, хорошо — если удастся договориться, вероятность того, что переселенцы умрут, будет сведена к минимуму. Хотя можно ли говорить о смерти? Скорее уж о неоживании, но такого термина ведь нет.
— Так, хорошо! — принял решение понаблюдать за интересным объектом архимаг. — А ну-ка дай мне возможность их услышать!
— Дурак несчастный, хорек косорукий! Да чтоб тебя перекосило, пенек ты недоушибленный!
Мужской голос был сердитым. Келеэль задумался. Слушать излияния жаждущей мести души удовольствия ему не доставляло. Но, по крайней мере, сразу видно характер покойного. Не плачет, не зовет богов, не кается в грехах. Ругань — не самый худший вариант времяпрепровождения в случае внезапной смерти. Во всяком случае сам архимаг, если бы его все же сподобились убить без возможности воскрешения, еще не так бы выражался. Поизобретательней.
— Сергей, успокойся, и хватит ругаться, мне щекотно! Не прекратишь — уйду к Миху! Михаэль, примешь?
На этот раз подавшая голос душа принадлежала женщине. Имя погибшего типично эльфийское, а что до его коллег… ну… разнообразные воительницы всегда пользовались уважением у эльфов. Причем умение фехтовать, стрелять и колдовать частенько было им совсем не обязательно. Судя по тому, что эльф машинально начал оправдываться, девушка при жизни отличалась завидной внешностью. Но кто этот Мих?
— О чем речь! Вот только Лика меня потом прибьет и даже не посмотрит, что я уже мертвый.
— Милая, ну скажи, чем я могу щекотать? У нас же теперь нет тел. Михаэль, ну хоть ты ей подтверди, если она тебя считает таким авторитетом!
«Нетипичное сокращение, — подумал Келеэль, — с другой стороны, не будешь же каждый раз выговаривать полное имя, иногда на это просто нет времени».
— Цыц, вы оба! Я и так из последних сил нас держу, чтобы еще отвлекаться. Вот отлеплюсь от вас и уйду в свободное плавание.
— Ой, напугал, Шура же отлепилась. И Сема тоже, и Лика, и Настя, и Серый и даже этот… новенький… как там его?
— Зиритаэль.
— Точно, он. Кто такое имя придумал? Пока выговоришь — язык узлом завяжется. Вот они, вокруг нас.
— Старейшина наш отличился, кто ж еще? А ты не заметила, что тут-то они тут, но уже давно молчат?
— Да? — перепугался женский голос. — Ребята, не молчите, скажите что-нибудь. Ну ребя-а-ата-а!
— Ты зачем это ляпнул, шаман недоделанный? Вот видишь, что ты натворил? Викаэль, не плачь. Вика, ну пожалуйста. Вика, тушь размажется!
— Где? У меня же нет ни туши, ни помады, ни лица-а-а…
«Кажется, косметику и в том мире женщины любят больше жизни, — сделал вывод архимаг, — а я так надеялся, что где-то есть места, где женщины не знают этой мании превращать свое лицо в доску для рисования. Но эльф-шаман? Большая редкость. Но теперь ясно, как он сохранил свое сознание и поддерживал его еще в нескольких душах. Шаманы, они вообще всегда одной ногой вне тела, им не привыкать к его отсутствию».
— Вика, не плачь: ну сама посуди, что с нами может случиться? Самое страшное уже произошло. Всё. Финита. Правда, загробный мир я себе представлял немного не так.
— А как?
— Не знаю, но иначе. Здесь же ничего, кроме душ, нет. Вообще ничего! Хотя, сдается мне, мы просто еще не доехали до пункта назначения.
