Но те дни, однако, продолжались недолго. Как только она
убедилась, что с ним все в порядке, что он существует на самом деле, а не
является плодом ее воображения, который может исчезнуть в любой момент,
Се'Недра мало-помалу изменилась. Он чувствовал себя чем то вроде ее
собственности. А вслед за первоначальным восхищением этой собственностью
принцесса довольно осторожно принялась за осуществление давно задуманного
плана.
И вот теперь до того момента, когда все права на Гариона
должны быть закреплены формально, оставались считанные часы. Сон Гариона стал
прерывистым, в нем переплетались сновидения и воспоминания, и он то погружался,
то выплывал из сна, подобно морской птице, низко скользящей над волнами.
Вот он снова оказался на ферме Фолдора, и даже во сне слышал
звон молотка Дерника, и чувствовал запах пряностей, доносившихся из кухни тети
Пол. Там были и Рандориг, и Забретт, и Дорун, и Брилл, подкрадывающийся из-за
угла. Гарион наполовину очнулся и беспокойно завертелся в королевской постели.
Но это невозможно! Дорун мертв, утонул в реке Марду, а Брилл навсегда сгинул за
высоченными стенами Рэк Ктола.
А затем он очутился во дворце Стисс Тора, и сама Солмиссра –
ее нагота просвечивала сквозь прозрачное платье – трогала его лицо своими
холодными пальцами. Но Солмиссра больше не женщина. Он сам видел, как она
превратилась в змею.
Элдрак Грул стучал по замерзшей земле своей железной
булавой, повторяя:
«Иди, Грат, бейся!» – а Се'Недра испуганно кричала.
В хаотическом мире сновидений, переплетенных с реальностью,
он увидел Ктачика с искаженным от ужаса лицом, когда он превращался в ничто.
А затем Гарион снова стоял с пылающим мечом среди покрытых
плесенью руин Ктол Мишрака и смотрел, как Торак простирает руки к мечущимся
тучам, видел текущие по его щекам огненные слезы, и снова слышался ему
последний крик поверженного бога: «Мать!» – и привычно откликающееся эхо звезд.
Гарион встряхнулся, как делал всегда, когда сновидение
повторялось, но почти тут же снова погрузился в сон.
Стоя на палубе корабля Бэйрека, находившегося у берегов Маллории,
он слышал, как Энхег объяснял, почему Бэйрек прикован цепями к мачте.
– Нам пришлось сделать это, Белгарат, – мрачно
говорил король. – Как раз в самый разгар шторма он превратился в медведя!
Он вынудил команду всю ночь грести к Маллории, а перед самым рассветом снова
обернулся человеком.
– Освободи его, Энхег, – недовольно сказал
Белгарат. – Он не превратится снова в медведя – до тех пор пока Гарион в
целости и сохранности.
Гарион перекатился на спину и сел. Это было удивительным
открытием: оказывается, за всеми превращениями Бэйрека скрывалась определенная
цель.
– Ты же защитник Гариона, – объяснил Белгарат
этому гиганту. – Дня этого ты и родился. Каждый раз, когда Гариону
угрожает смертельная опасность, ты превращаешься в медведя, чтобы защитить его.
– Ты хочешь сказать, что я чародей? – недоверчиво
спросил Бэйрек.
– Это едва ли. Изменить облик совсем не так уж трудно,
вдобавок ты не делал этого сознательно. Это делало Предначертание, а не ты.
Гарион выбрался из высокой, стоявшей под балдахином кровати
и подошел к окну. В весеннем небе над спящим Райве и темными водами моря Ветров
сияли звезды. Не было и намека на приближение рассвета. Гарион вздохнул, налил
себе стакан воды из графина, стоявшего на столе, и вернулся в постель к своим
тревожным снам.
Теперь он оказался у Талл Зелика, а Хеттар и Мендореллен
докладывали о действиях маллорийского императора Зарата.
– Сейчас он готовится к осаде Рэк Госки, – говорил
Хеттар, черты лица которого делали его похожим на ястреба. Но лицо Хеттара
значительно смягчилось с тех пор, как Гарион видел его в последний раз.
Казалось, что тому была веская причина. Высокий олгар повернулся к Гариону.
– В конечном счете придется тебе что-нибудь сделать с
Заратом, – сказал он. – Не думаю, чтобы тебе хотелось, чтобы он скитался,
где хочет, в этой части света.
– Но почему я? – не задумываясь, спросил Гарион.
– Потому что ты – Повелитель Запада, разве не
понимаешь?
И Гарион снова проснулся. Рано или поздно ему придется иметь
дело с Заратом, в этом не приходилось сомневаться. Может быть, после свадьбы у
него будет время решить этот вопрос. Но эта мысль, однако, заставила его
задуматься.
Странно, но у него нет ни малейшего представления о том, что
может случиться после свадьбы. Эта проблема встала перед ним подобно огромной
двери, которая вела в пространство, где он никогда не был. Придется Зарату
подождать. Гариону же придется сначала узнать, что такое супружество.
Полусонный, находясь где то средь сновидений и воспоминаний,
Гарион оживил в памяти небольшой знаменательный диалог между собой и ее
императорским высочеством.
– Это же глупо, Се'Недра, – запротестовал
он. – Я ведь не собираюсь ни с кем воевать, зачем же мне тогда скакать,
размахивая мечом?
– Но они заслужили того, чтобы увидеть тебя,
Гарион, – объясняла она так, будто разговаривала с ребенком. – Они
покинули свои дома и явились сражаться по твоему зову.
– Я никого не призывал.
– Это сделала я – от твоего имени. Они действительно
очень хорошая армия, и я сама собрала их. Разве ты не гордишься мною?
– Я не просил тебя этого делать.
– Ты был слишком горд, чтобы просить. Это одна из твоих
ошибок, Гарион. А ты никогда не должен быть настолько гордым, чтобы не просить
о помощи любящих тебя людей. Разве так уж трудно Повелителю Запада наградить
своих верных солдат маленьким проявлением благодарности? Или же ты стал слишком
великим и гордым для этого?
– Ты путаешь разные вещи, Се'Недра. И делаешь это
весьма часто, что тебе известно и самой.
Но Се'Недра продолжила разговор, как будто этот вопрос уже
решен.
– И, конечно, на тебе будет корона, а также
какие-нибудь красивые доспехи.
Я думаю, что подошла бы кольчуга.
– Я не собираюсь строить из себя клоуна только для
того, чтобы удовлетворить твое стремление к дешевым спектаклям.
Глаза ее наполнились слезами, а губы задрожали.
– Ты больше не любишь меня, – сказала она
плаксивым голосом.
