Приди же к нам, Белгарион, и прими нашу любовь.
Гарион пробудился ото сна, дрожащий и мокрый от пота.
– Мне нужна помощь! – безмолвно крикнул он,
пытаясь обнаружить в глубинах своего разума присутствие другого, безымянного.
– В чем теперь проблема? – спросил бесстрастный
голос.
– Он жульничает! – заявил Гарион, приходя в
ярость.
– Жульничает? А разве кто-нибудь ввел правила, пока я
отсутствовал?
– Ты знаешь, что я имею в виду. Он предлагает сделать
тетю Пол моей матерью, если я поступлю так, как он скажет.
– Он лжет. Он не может изменить прошлое. Не обращай
внимания!
– Как я могу? Он продолжает проникать в мой мозг,
задевая самые больные места.
– Думай о Се'Недре. Это смутит его.
– О Се'Недре?
– Каждый раз, когда он пытается соблазнить тебя образом
Полгары, думай о своей капризной маленькой принцессе. Вспоминай о том, как она
купалась в лесу Дриад, а ты подглядывал за ней.
– Я не подглядывал.
– Разве? Почему же тогда ты так хорошо помнишь все
подробности?
Гарион покраснел. Он позабыл, что его мысли может прочесть
кто-то еще.
– Просто сосредоточься на Се'Недре. Это, вероятно,
будет раздражать Торака почти так же, как меня. – Голос на некоторое время
умолк. – Это все, о чем можешь думать? – спросил он затем.
Гарион не стал отвечать.
Они продолжали двигаться на юг под пасмурным небом и через
два дня достигли первых редких деревьев, разбросанных по пастбищу, где огромные
стада рогатых животных смотрели на них так же спокойно и безбоязненно, как
домашний скот. И по мере того как трое путников приближались к югу, деревья
встречались все чаще, и вскоре они въехали в лес.
Нашептывания Торака продолжались, но Гарион противопоставлял
им мысли о своей маленькой рыжеволосой принцессе. И чувствовал в своем
противнике раздражение всякий раз, когда его грезы вторгались в мир тщательно
созданных образов, которые Торак пытался закрепить в его воображении. Торак
хотел, чтобы Гарион думал о своем одиночестве и страхах, а также о возможности
стать любимым сыном в семье. Но вторжение в эту картину Се'Недры смущало и
расстраивало планы Торака. Вскоре Гарион пришел к заключению, что Торак очень
ограниченно понимает людей. Озабоченный теми самыми побуждениями и амбициями,
которые одолевали его самого на протяжении бесчисленных веков, Торак не мог
бороться с различными комплексами и противоречивыми желаниями, которые
мотивируют поступки большинства людей. Гарион стал пользоваться своим
преимуществом, которое давало ему умение противостоять соблазнительным
нашептываниям, с помощью которых Торак пытался отвлечь его от цели.
Это казалось до странности знакомым. Такое случалось и
раньше, возможно, не совсем так, но очень похоже. Гарион перебирал свои
воспоминания, пытаясь узнать, откуда это странное ощущение повторяемости.
Искривленный обуглившийся ствол пораженного молнией дерева внезапно вызвал у
него волну воспоминаний. Его силуэт отдаленно напоминал черного всадника на
коне, который, казалось, следил за ними, когда они проезжали мимо. Поскольку
небо было затянуто тучами, ствол этот не отбрасывал тени. На всем протяжении
своего детства Гарион видел странную фигуру одетого в черное всадника, не отбрасывавшего
тени даже при самом ярком солнечном свете. Конечно, это был Эшарак, тот самый
гролим, которого Гарион уничтожил, когда впервые сознательно применил свою силу
чародея. Но уничтожил ли он его? Была какая то странная связь между Гарионом и
той темной фигурой, которая так преследовала его в детстве. Они были врагами,
Гарион всегда знал это, но чувствовал и какую-то странную близость, что-то
такое, что, казалось, притягивало их друг к другу. Гариона озарила неожиданная
догадка. Предположим, что темный всадник в действительности не был Эшараком…
или, если был им, то, предположим, Эшарака каким-то образом подменило другое,
более мощное сознание.
Чем больше Гарион думал об этом, тем больше убеждался, что
нечаянно наткнулся на самую суть вопроса. Торак продемонстрировал, что даже
тогда, когда тело его спит, сознание его может реять над миром, направляя
события так, как ему надо. Конечно, Эшарак был замешан в этом деле, но
господствовавшей силой всегда оставалось сознание Торака. Темный бог с самого
детства наблюдал за ним.
Тот страх, который Гарион ощущал перед темной фигурой,
преследовавшей его в детстве, был страхом не перед Эшараком, а перед Тораком.
Торак с самого начала знал, кто он такой, знал, что однажды Гарион возьмет меч
райвенского короля, чтобы явиться на встречу, которая была предопределена еще
до создания мира.
И, поддавшись внезапному порыву, Гарион сунул левую руку под
тунику и нащупал амулет. Затем, слегка наклонившись, положил кисть правой руки
на Око, которое помещалось в рукоятке огромного меча у него за спиной.
– Теперь я знаю тебя! – заявил он без слов,
посылая мысль в хмурое небо. – Можешь отказаться от своих попыток
переманить меня на свою сторону, так как я не собираюсь менять свой образ
мыслей. Тетя Пол не твоя жена, а я не твой сын.
Лучше прекрати игру и приготовься, так как я иду убить тебя!
Око под его рукой вдруг торжествующе засияло, когда Гарион
бросил свой вызов Тораку, а меч за плечами вспыхнул голубым огнем, который
мерцал даже сквозь ножны.
Мгновение царило страшное молчание, а затем шепот вдруг
превратился в громкий рев:
– Приходи же тогда, Белгарион, Дитя Света! – Торак
бросил свой вызов в ответ. – Я жду тебя в Городе Ночи. Собери всю свою
волю и смелость, ибо я готов к нашей встрече!
– Во имя Семи богов, что ты делаешь?! – почти
завизжал Белгарат на Гариона, и лицо его покраснело от гнева и удивления.
– Вот уже почти неделю Торак нашептывает мне, –
холодно объяснил Гарион, убирая руку от Ока. – Он предлагал мне все, лишь
бы я отказался от боя. Я устал от этого шепота, поэтому сказал ему, чтобы он
прекратил.
Белгарат фыркнул от возмущения и замахал руками.
– Он знает, что я иду, дедушка, – сказал Гарион,
пытаясь успокоить старика. – Он знал, кто я такой, с того самого дня,
когда я родился. Все это время он следил за мной. Мы не сможем захватить его
врасплох, так зачем же пытаться? Я хотел дать ему знать, что иду к нему. Может
быть, пришло время и ему немного испугаться.
Силк посмотрел на Гариона.
– Ну что ж, он же олорн, – сказал он наконец.
