– Не думаю, что мы достигнем чего-то, если будем
пререкаться, Полгара, – говорил Отступник Зидар. – Каждый из нас
верит в правоту того, что он сделал.
Никто из нас никогда не мог убедить другого поменяться точками
зрения. Почему бы просто не дать событиям развиваться своим чередом?
– Хорошо, Зидар, – холодно ответила Полгара.
– И что теперь? – выдохнул Силк.
– Там должны быть и другие, – тихо ответил
Белгарат. – Давайте убедимся в этом, прежде чем входить.
Железная дверь, перед которой они стояли, не была плотно
закрыта, слабый свет проникал через щель у косяка, и поэтому Гарион смог
различить серьезное лицо Белгарата.
– Как поживает твой отец? – спросил Зидар
безразличным тоном.
– Такой же, как всегда. Ты знаешь, он очень сердит на
тебя.
– Полагаю, этого и следовало ожидать.
– Он уже кончил есть, леди Полгара, – услышал
Гарион голос Се'Недры. Он пристально посмотрел на Белгарата, но старик приложил
палец к губам.
– Расстели для него один из тюфяков, дорогая, –
распорядилась тетя Пол, – и укрой каким-нибудь одеялом. Уже очень поздно,
и он хочет спать.
– Я это сделаю, – предложил Дерник.
– Хорошо, – выдохнул Белгарат. – Они все
здесь.
– А как же они попали сюда?
– Не имею об этом ни малейшего представления, да меня
это и не волнует.
Важно, что они здесь.
– Я рад, что тебе удалось спасти его от Ктачика, –
сказал Зидар. – Я привязался к нему за те годы, которые мы провели вместе.
– А где ты нашел его? – спросила тетя Пол. –
Нам так и не удалось установить, из какой он страны.
– Я не могу точно сказать, – ответил Зидар, и в
его голосе послышалось легкое беспокойство. – Может быть, это было в
Камааре, или в Тол Хонете, или в каком-нибудь другом городе по ту сторону моря.
Подробностей я стараюсь не помнить, если они мне не нужны.
– Постарайся вспомнить, – настаивала она. –
Это может быть очень важно.
Зидар вздохнул.
– Если это доставит тебе удовольствие, – сказал
он, затем сделал паузу, как бы раздумывая. – Тогда я почему то
почувствовал беспокойство, – начал он. – Это было… о, пятьдесят или
шестьдесят лет назад. Мои научные исследования меня больше не интересовали, а
борьба между разными группами гролимов начала раздражать. Тогда я принялся
странствовать, не обращая особого внимания на то, где нахожусь. Я, наверное, в
те годы раз шесть пересек и королевства Запада, и королевства энгараков.
Как бы то ни было, однажды я проходил через какой-то город,
и в голову мне внезапно пришла мысль. Как все мы знаем, Око уничтожит всякого,
кто дотронется до него с малейшей недоброй мыслью, но что будет, если им
окажется тот, кто абсолютно невинен? Я был поражен простотой этой мысли. На
улице, где я стоял, толпился народ, а мне требовалась тишина, чтобы обдумать
эту замечательную идею. Почему-то я свернул за угол в какую-то тихую аллею, а
там оказался ребенок – как будто он поджидал меня. В то время ему на вид было
годика два – он умел ходить, но не более того. Я протянул к нему руку и сказал:
«У меня для тебя есть миссия, малыш». Он подошел ко мне и повторил слово «миссия».
Это – единственное слово, которое я когда-либо слышал от него.
– А что сделало Око, когда он впервые коснулся
его? – спросила тетя Пол.
– Оно замерцало. Было такое ощущение, что каким то
необыкновенным образом Око узнало его, и казалось, что-то свершилось между
ними, что-то передалось от одного к другому, когда мальчик возложил на него
свою руку. – Зидар вздохнул. – Нет, Полгара, я не знаю, кто этот
ребенок или откуда он. Я знаю лишь, что он может быть иллюзией, обманом чувств.
Мысль о том, чтобы использовать его, пришла мне столь внезапно, что иногда я
задаюсь вопросом, а не была ли она мне внушена. И вполне возможно, что не я
нашел его, а он нашел меня. – И Зидар опять умолк.
За железной дверью наступила долгая пауза.
– Почему, Зидар? – спокойно спросила тетя
Пол. – Почему ты предал нашего учителя? – В ее голосе прозвучали
странные нотки сочувствия.
– Чтобы спасти Око, – грустно ответил
Зидар. – По крайней мере поначалу в этом и заключалась вся моя идея. С
того самого момента, как я впервые увидел его, я стал принадлежать ему. После
того как Торак забрал его у нашего учителя, Белгарат и другие начали строить
планы, как силой вернуть Око, но я знал, что если сам Олдур не протянет им свою
руку, чтобы нанести прямой удар по Тораку, то их постигнет неудача, – а
Олдур не станет этого делать. И я пришел к заключению, что там, где сила
обречена на поражение, может победить хитрость. Я подумал, что, притворяясь
преданным Тораку, я смогу завоевать его доверие и выкрасть у него Око.
– И что же произошло, Зидар? – Вопрос был
поставлен напрямую.
Настала еще одна долгая, тягостная пауза.
– Ох, Полгара! – Слова Зидара звучали сквозь
подавляемые рыдания. – Ты не можешь себе этого представить! Я был так
уверен в себе… с такой определенностью полагал, что смогу сохранить какую то
часть своего разума свободной от власти Торака… Но я ошибся… ошибся… Его разум
и воля подавили меня. Он взял меня целиком в свои руки и сокрушил все мое
сопротивление. Одно только его прикосновение, Полгара! – В голосе Зидара
теперь звучал ужас. – Он проникает до глубин души. Я знаю, что собой
представляет Торак – отвратительный, непостоянный и злой настолько, что это
выходит далеко за рамки этих понятий. Но, когда он призывает меня, я должен
идти и делать то, что он приказывает мне… даже если душа моя при этом
содрогается. И даже теперь, когда он спит, его кулак сжимает мое сердце. –
Снова послышались приглушенные рыдания.
– А разве ты не знал, что противиться богу
невозможно? – спросила Полгара тем же сочувственным тоном. – Не
сыграла ли здесь свою роль твоя гордость, Зидар? Неужели ты был настолько
уверен в своих силах?.. Ты думал, что его можно обмануть, что сумеешь скрыть от
него свои намерения?
Зидар вздохнул.
– Может быть, – признался он. – Олдур был
добрым. Он никогда не подавлял меня своим разумом, и поэтому я не ожидал того,
что сделал со мной Торак. Торак не добрый. Он берет все, что хочет… и если ему
нужно при этом сломать твою душу, он сделает это не задумываясь: для него это
не имеет никакого значения.
