– Миссия, – срывающимся голосом, позвала его
Се'Недра, – вернись. Здесь мы ничего не можем поделать.
Миссия посмотрел на нее, затем снова на Дерника, потом нежно
погладил кузнеца по плечу, вздохнул и вернулся к принцессе. Она внезапно
схватила его и заплакала, пряча лицо на его маленькой груди. Теперь он так же
нежно погладил ее по рыжим волосам.
Но вот из алькова в дальней стене послышался протяжный,
скрежещущий вздох, а затем судорожное дыхание. Гарион пристально посмотрел
туда, и рука его сжала холодную рукоять меча. Торак повернул голову – глаза его
были открыты. Ужасное пламя горело в левой глазнице маски, когда бог проснулся.
Белгарат затаил дыхание, поскольку Торак поднял обуглившийся
обрубок левой руки, как бы пытаясь стряхнуть остатки сна, в то время как правая
рука потянулась к массивной рукояти Крэг Гора, его черного меча.
– Гарион! – вскрикнул Белгарат.
Но Гарион, все еще под властью воздействующих на него сил,
мог лишь смотреть на просыпавшегося бога. Какая-то часть его сознания пыталась
высвободиться, и рука дрожала от напряжения, когда он с трудом поднял меч.
– Нет еще! – прошептал голос.
– Гарион! – На этот раз Белгарат действительно
кричал. Затем в порыве отчаяния старый чародей ринулся мимо застывшего юноши,
чтобы самому броситься на все еще лежавшего бога Тьмы.
Торак опустил рукоять меча, почти пренебрежительно схватил
Белгарата за грудки и поднял сопротивляющегося старика, как малого ребенка.
Стальная маска исказилась в безобразной усмешке, когда бог отстранил от себя
чародея. Потом, подобно сильному вихрю, вся сила разума Торака обрушилась на
Белгарата, разорвала на груди одежду и швырнула через всю комнату. В пальцах
Торака что-то блеснуло, и Гарион понял, что это серебряная цепочка от амулета
Белгарата.
Амулет всегда был помощником старого чародея и вот теперь
оказался в руках его заклятого врага.
Бог Тьмы поднялся со своего ложа, возвышаясь теперь над
всеми, с черным мечом Крэг-Гором в руках.
– Гарион! – крикнула Се'Недра. – Сделай же
что-нибудь!
Подняв меч, Торак двинулся к упавшему Белгарату. Но тетя Пол
вскочила на ноги и бросилась между ними.
Торак медленно опустил меч и улыбнулся своей отвратительной
улыбкой.
– Моя невеста, – произнес он скрипучим голосом.
– Нет, Торак! – заявила она.
Он не обратил на ее слова внимания.
– Наконец ты пришла ко мне, Полгара, –
торжествовал он, пожирая ее глазами.
– Я пришла посмотреть, как ты будешь умирать.
– Умирать, Полгара? Я? Нет, моя невеста, ты не за этим
пришла. Моя воля привела тебя сюда, как это и было предсказано. Иди же ко мне,
возлюбленная!
– Нет!
– Нет, Полгара? – Скрипучий голос бога звучал
вкрадчиво. – Ты подчинишься мне, моя невеста. Я заставлю тебя склониться
перед моей волей. Борьба лишь сделает мою победу еще слаще. В конце концов я
буду обладать тобой. Иди же сюда!
И сила его разума настолько подавляла, что Полгара
склонилась перед ним, как склоняется дерево при резком порыве ветра.
– Нет! – сказала она, тяжело дыша, закрыла глаза и
резко отвернулась.
– Смотри же на меня, Полгара! – приказал он почти
мурлыкающим тоном. – Я – твоя судьба! Мы отбросим все, что, как тебе
казалось, ты любила когда то, и ты будешь любить только меня. Взгляни же на
своего мужа!
Она беспомощно повернула голову и открыла глаза, чтобы
посмотреть на него.
Ненависть и отвращение, казалось, исчезли, и ужасный страх
отразился на ее лице.
– Твоя воля сломлена, возлюбленная моя! – сказал
он. – Теперь иди ко мне!
Она должна сопротивляться! Смятение сменилось спокойствием,
и Гарион наконец понял. Именно это и есть настоящая борьба. Если воля тети Пол
ослабнет, все они пропали. Все сводилось к этому!
– Помоги ей! – сказал голос.
– Тетя Пол! – устремил Гарион к ней свою
мысль. – Вспомни Дерника! – Он знал, не ведая откуда, что только это
могло поддерживать ее. Гарион проникал в ее память, вызывая в ней образы
Дерника – сильные руки кузнеца… его серьезные глаза… спокойное звучание голоса…
и прежде всего невысказанная любовь к ней этого человека, любовь, которая была
средоточием всей жизни Дерника.
Полгара непроизвольно напряглась, всего лишь чуть-чуть, как
бы готовясь сделать первый роковой шаг в ответ на всеподавляющий приказ Торака.
И как только сделает этот шаг, она погибнет. Но воспоминания Гариона о Дернике
обрушились на нее подобно удару. Плечи ее, которые начали уже опускаться в знак
поражения, вдруг распрямились, а в глазах опять зажглась юля к сопротивлению.
– Нет! – сказала она жадно поджидавшему ее
богу. – Никогда я не сделаю этого!
Лицо Торака застыло. Глаза его вспыхнули, когда он обрушил
на чародейку всю сокрушительную мощь своей воли, но она твердо противостояла
всему, что он делал, цепляясь за воспоминания о Дернике как за что-то столь
важное, от чего ее не могла оторвать даже воля бога Тьмы.
Лицо Торака исказилось от сознания крушения всех его надежд,
когда Торак понял, что она никогда не уступит и что ему навсегда отказано в ее
любви. Она победила, и ее победа была как нож, который медленно поворачивают
внутри раны.
Ошарашенный, взбешенный, обезумевший от ее теперь уже
непоколебимой воли к сопротивлению, Торак поднял лицо и вдруг завыл. Это был
пронзительный животный вой – вопль невыносимого отчаяния и крушения всего.
– Тогда умрите оба! – проревел он. – Умри
вместе со своим отцом! – И с этими словами он снова поднял свой
смертоносный меч.
Не дрогнув смотрела тетя Пол на разъяренного бога.
– Настало время, Белгарион! – прозвучал голос в
голове Гариона.
