– Москва высосала все до последней копейки, до последней капли крови! – надрывался мужик в овчинном полушубке, размахивая флагом Ульяновска.
– Да кто вас сосать рискнет, люмпены немытые?! – возмутился Фофудьин, едва не подавившись круассаном. – Москва вас как дотировала, так и дотирует, иждивенцы! А с тех пор как кончился ваш бренд-кормилец «Ленин», вы так и не придумали нового источника поступлений в городской бюджет. Хоть бы забрали его уже из Мавзолея к себе обратно, а то ведь в Москве скурят его скоро. И давайте доставайте уже из болота ампиратора Сашку-реформатора и водружайте обратно на постамент. Что там у вас сейчас на этом постаменте? Небось кукиш чугунный?
Председателя возмущала абсурдность обвинений, брошенных в лицо, которое он и почитал лицом Москвы, остро и глубоко переживая их несправедливость за завтраком. После обеда подобные заявления воспринимались бы председателем менее болезненно. Тем более что уже давно в Минздраве вышел внутренний циркуляр, категорическим образом запрещавший членам комьюнити пить люмпенов и бомжей: участились случаи отравления среди прозелитов.
Телемост растянулся на целый день. У председателя уже сосало под ложечкой, но повар Шарль не подвел: обед был доставлен вовремя.
– Это правда: регионы Москву не любят, – пояснял корреспондент с заснеженной площади перед зданием муниципалитета.
– Что, не подвезли, видать, в регионы таджиков? А самим метлой помахать да лопатой снег расчистить – не царское дело? Западло собственноручно корячиться, господа регионеры? – злорадствовал Фофудьин.
– Да и большинство москвичей тоже Москву не любят и не знают. Ведь если жить и работать где-нибудь в Бибирево, – собкор высморкался, – то это как бы уже и не Москва, а среднестатистический урбан-треш. – Бросив сопливую салфетку под ноги, журналист поднес микрофон тетке в платке поверх шапки.
– Правильно говоришь, солдатик! У меня родичи в Бибирево. В Москву месяцами не ездиют! Передаю привет Клаве, мужу ее Петровичу и Кольке! – Тетка замахала рукавицей перед носом корреспондента.
– Какой он тебе солдатик?! Ты что несешь, дебелая? Да этот пуздрик сморкатый портянок отродясь не нюхивал! – возмутился председатель, близко к сердцу принимая происходящее на экране.
Советского образца интеллигент с дерматиновой папкой на защелке ввернул давно выношенное:
– Да если нынешним москвичам предложить дойти пешком от храма Христа Спасителя до Кремля, то они даже не будут знать, в какую сторону стоять лицом.
– Ну, это вы, батенька, загну-у-ули… Это ж смотря кого попросить… – комментировал грубые наезды регионалов Фофудьин. – А с другой стороны, – председатель аккуратно намазывал ложечкой клубничный джем на горячий пончик, – каждому это знать и не обязательно. Главное, чтобы они знали дорогу от дома до работы. И что такое, в сущности, москвичи? – вопрошал Фофудьин, найдя свободные уши на бритой голове своего французского повара, который ни бельмеса не понимал по-русски, что автоматически исключало возражения. – И кому они вообще нужны? Кому-то нужен электорат, кому-то – ресурсы органики, всем нужен персонал, обслуживающий ПРА. А москвичи – нихт! Господа, кому нужны москвичи? Они и себе-то не очень нужны. И вообще, нет уже никаких москвичей. Кончились. Да и регионов никаких нет. Есть, Карлуша, одна большая богадельня с коротким сроком пребывания в оной без всякой возможности для выздоровления и реабилитации. А они его, этот свой срок, вишь, на митинги транжирят.
– Какой срок? Какая богадельня? – вдруг растерялся корреспондент на экране и, покрутив головой по сторонам, потрогал наушник.
Фофудьин посмотрел на часы: рабочее время истекло, и стало ясно, что клиент сегодня до Фонда уже не доберется.
47
Рано или поздно голод должен был выгнать Передельского на поиски настоящей еды. С наступлением темноты он покупал в крохотном круглосуточном полуподвальном гастрономчике по-соседству привычные продукты, поедал их, но в конце концов с удивлением обнаружил, что голода они не утоляют. Ни колбаса, ни булки, ни кефир. И тогда он вдруг понял, чего на самом деле хочет. И даже жаждет. Он наконец осознал, что сделала с ним девушка – хозяйка квартиры и о чем говорил ему странный гость, посетивший его в Голиковском переулке. И это понимание шарахнуло его как обухом промеж глаз.
Дождавшись ночи, Передельский побрел по окрестным дворам в надежде встретить одиноко идущую еду. Но замоскворецкие дворы либо пустовали, либо еду сопровождали собаки. Журналист доплелся по Большой Ордынке до площади Серпуховской заставы и спустился в длиннющий, кривой, как турецкий ятаган, подземный переход. Как назло, переход тоже был пуст. Передельский, дрожа от озноба и обливаясь холодным потом одновременно, выбрался на поверхность и побрел по Большой Серпуховской, слабея с каждым шагом. Но у забора больницы им. Вишневского он увидел искомое: на скамейке троллейбусной остановки лежал бомж с забинтованными конечностями, которого, очевидно, после перевязки выставили из хирургического отделения. Возможно, ноги бомжа были отморожены, развилась гангрена. Но кого это волнует при отсутствии страховки у пациента? Передельский сглотнул и посмотрел по сторонам. На спящую Серпуховку опускался медленный, искрящийся при свете фонарей снег. Но никаких новогодних мыслей он в голове Передельского больше не рождал. Дрожа от брезгливости и нетерпения, Передельский освободил от вонючих тряпок шею бомжа и, зажмурившись, укусил его за ухом в пульсирующую плоть.
– Вот и оскоромился, – резюмировал Черный Дедлайн, вытирая рот рукавом грязной куртки. Но в следующий момент его скрючило от боли во всем теле, он схватился руками за ледяную металлическую урну, стоявшую в ногах у бомжа, и сполз на свежий снег.
Утром из приемного отделения Вишневки хмурые, небритые медбратья вывезли в направлении морга две каталки с телами, покрытыми простынями. Из-под одной простыни свисали грязные бинты. В лаборатории патологоанатом, получив результаты анализов у лаборанта, писал заключение, проговаривая его вслух:
«Смерть наступила в результате отравления кровью донора… э-э-э… принудительного донора… э-э-э…не совместимой с кровью… э-э-э… добровольного реципиента в результате употребления донором дихлорэтана…»
Патологоанатом снял очки с сильными диоптриями, вытер марлевой салфеткой лицо и сказал вслух:
– Бред какой-то…
Взял свежий бланк и переписал: «Смерть наступила в результате отравления суррогатами алкоголя, содержащими компоненты дихлорэтана».
48
Геймеры всю ночь обсуждали невероятное, но такое своевременное и умопомрачительно щедрое предложение незнакомца. Пока вкрадчиво журчал его голос, все казалось простым и логичным. А главное, вполне выполнимым. Да, им придется стрелять, но трупов, как заверил их странный тип, не будет. Что-то такое с ними произойдет: то ли они испарятся с восходом солнца, то ли случится еще какая-то байда, но по-любому париться с этой проблемой геймерам не придется. Усатый тепло распрощался с ними, приобняв каждого и похлопав на прощанье по плечу. В итоге им светило настоящее приключение. Правда, пока непонятно было: это их вдохновляло или пугало. Во всяком случае, каждый воин этого игрового клана, за исключением, пожалуй, дяди Жени, вдруг почувствовал, где у него находятся те самые поджилки. Разбудив задремавшего бармена, они заказали неразбавленный «Балантайн» безо льда, чтобы, утвердившись в правильности избранного пути, обмыть свое решение истинно мужским напитком, а заодно и унять предательскую дрожь.
