– Богиня! – выразил нахлынувший восторг Бобрище. – Будьте моей! – не стал он терять времени на политес.
– Фигасе – темпы… – застенчиво потупилась девушка, сняв наушники, из которых до Бобрище донесся лязг металла.
– А вы – кто? – млея от восторга, спросил сокольничий.
– Я – гот, – уверенно ответила девушка и, посмотрев на собачку, добавила: – мы – готы!
Сокольничий вспомнил, что в одном из внутренних дворов Ивановской горки, известной обилием храмов, где однажды ему случилось разворачиваться, притаился GOTHSHOP. И вот оно – прекрасное создание, экипированное амуницией из того шопа! Даже два создания. В этот момент собачка дотрусила до неподвижного Бобрища и, задрав ногу, справила нужду на его брючину.
Девушка была начитанной. Она понимала тайные знаки и поведение животных. «Да он – неживой!» – пронеслось в ее голове. Собачки не писают на живых людей! Девушка присмотрелась к трясущему ногой парню и увидела его бледность, натуральную, а не наведенную макияжем. Ей захотелось убежать, но любопытство пересилило. Встретить вампира ясным днем на Солянке – это совсем не то, что ночью на кладбище. К тому же он так мило дрыгал ногой, что выглядел совершенно безобидным. Ее абстрактное пристрастие обрело вдруг реальное воплощение. «Вот наши офигеют!» – подумала она.
Бобрище осознал, что в таком, подмоченном, виде приглашать в кафе девушку-гота как бы ни комильфо. А потерять – никак нельзя. Он наметанным глазом оценил обстановку: сумочки нет, в руке – ключи. Значит, она живет где-то неподалеку.
– Я вас найду, – уверенно пообещал сокольничий и ринулся к своей машине.
Девушка проводила его заинтригованным взглядом.
Поздним вечером Бобрище ввалился в апартаменты Уара, и в тот же момент рант его ботинка был пригвожден к паркету дамасским клинком. Приятель развлекался.
– Водки! – в эйфории потребовал сокольничий и, выдернув клинок, упал в широкое разлапистое кресло.
– Сколько можно пить? – недовольно проворчал Уар, наливая другу из запотевшего графинчика.
– С тех пор как я стал бессмертным, я понял, что от водки не умру. Так что сколько тебе не жалко, столько и выпью. Чисто сахар в крови разбавить. Сладко мне чересчур.
– Ну как знаешь. Лангфельд вон тоже так подумал, а умудрился даже мастерство пропить.
– А зачем ему теперь его мастерство? Он на ворованные ирландские исторические ценности и утаенные комсомольские взносы сможет до конца времен жить.
– Сможет, – согласился Уар. – Только при неудачном раскладе – в тюрьме. Как Большой Никитос. Воруют все, но наказывают кого-то одного – показательно. Причем обязательно того, кто не поделился. Да и не живет он на них. Разочаровался, видать.
Уар звякнул колокольчиком, и лакей Большого Никитоса, вышколенный столетиями и взятый Уаром в дом после посадки его хозяина, вмиг сервировал закуску. Смертной прислуге царевич не доверял, а Епифан из партийных тенет так и не вернулся. Он пробовал на вкус партии, одну за другой, и находил в этом свои выгоды и развлечения.
– Я встретил девушку! – поделился радостью Бобрище, гоняя оливку вилкой по тарелке.
– «Полумесяцем бровь»?
– Хуже! То есть лучше! Она – гот. И собака у нее – гот. Брюки мне обоссал, паршивец! – Сокольничий счастливо засмеялся.
– Что это значит – гот?
– Молодняк с жиру бесится. У них даже форумы свои есть в Сети. Я узнавал. Смерти поклоняются. Нас уважают. Фаны!
– Извращенцы, что ли?
– Не больше, чем мы с тобой. Завтра пойду ее выслеживать и загонять. В кафе приглашу.
– Слушай, дружище, а подружки у нее нет? С собачкой-готом.
– Я спрошу. Обязательно должна быть. Они ж не для себя, они ж друг для друга – готы.
Глава 10
Мрачное личное и новые перспективы
В кафе девушка попросила заказать ей томатный сок, похожий, по ее утверждению, на кровь. Особенно если посолить.
Бобрище, заказав все виды имеющихся в ассортименте пирожных и десертов и попивая джин из мстительного стремления выпить в Москве все лондонское, пустился в светскую беседу:
– Ну так что исповедуете? Какова, так сказать, идеология?
– Какая еще на фиг идеология? – удивилась девушка, уписывая тирамису. – Мы ж субкультура, а не партия. Нет никакой идеологии.
– А что есть? В смысле идентификации…
Девушка посмотрела на сокольничего с подозрением.
– Ну одни тупо прутся от музла, другие – от экипировки.
– Ага. Понял. А ты? Ты от чего прешься?
– Я – другое дело. Меня влечет романтика смерти. Такие у нас тоже есть. Я вампиров люблю. И во мне есть ангст, – сказала девушка-гот со значением.
– А вампиров любить – это, мне кажется, уже не в тренде. Старо.
– Не старо, не ново. Вампиры – это классика! – уверенно заявила девушка.
– Кто бы мог подумать! – обрадовался польщенный сокольничий. – А собачка твоя? У нее тоже есть этот… ангст?
– Не знаю. Но мысли о суициде ей точно чужды.
– А тебе?
– Я размышляю об этом иногда. Но – абстрактно. Что-то не нравится мне этот томатный сок… – заметила она, поморщившись.
– Пей, пока он не свернулся, – засмеялся Бобрище.
– На кладбище пойдем ночью? – понизив голос, спросила девушка.
– Это еще зачем? – ужаснулся Бобрище. – Я покойников боюсь. Говорят, они ночью из могил встают и воют.
Девушка недоверчиво посмотрела на Бобрище.
– Я ж не гот! – объяснил он. – Я смерти не поклоняюсь. Кстати, а подружка у тебя есть? Мой друг тоже хочет себе девушку-гота с собачкой.
Девушка, покопавшись в черном чешуйчатом клатче, достала телефон.
– Марта, у тебя есть собачка? – спросила она абонента. – Жаль. Тогда ты крупно пролетаешь.
Обзвонив еще пяток подружек, готическая красавица наконец нашла искомое.
– Есть одна со шпицем, – доложила она сокольничему, – правда, он не гот. Но она его покрасит и пирсингует, пока родители в отъезде.
А в это время Уар бороздил Москву без всякой цели. Ему не сиделось дома, потому что там одолевали его тяжелые, как церковные врата, мысли. Он сбежал от них, но мысли пустились в погоню.
Куда бы он ни сворачивал, над ним нависала «Башня 2000» Москва-Сити. Уару казалось, что Москва, утрачивая былую разудалую женскую натуру, превращается в город-гермафродит, восставая архитектурными фаллосами и являя истинный смысл понятия единства и борьбы противоположностей. «На высокой башне много печального ветра», вспомнил он. И в каждой чудилась ему плененная царевна. Ему вдруг захотелось заточить себя в башню. Да, в ту самую – из слоновой кости, которая превращает изгнанника в избранника. Он набрал номер научного департамента холдинга ЗАО МОСКВА и велел предоставить ему в срочном порядке сведения о численности популяции слонов на планете. Идея стоила жертв. Башня должна вознестись над городом так высоко, чтобы с нее стал виден наконец горизонт, а не стены соседних строений. Он очень хотел увидеть границы Москвы, но она расползалась, словно некий ловчила норовил натянуть ее на всю Россию.
