— Пока не решила, — ответила она.
— А ты чего-то все молчишь, — заметил Джером, обращаясь ко мне.
Такое обо мне говорили впервые в жизни.
— Ты просто меня еще плохо знаешь, — ответила я.
— Рори сказала, что живет в болоте, — поведала Шарлотта.
— Так и живу, — откликнулась я, намеренно усиливая южный акцент. — Вона, впервые в жизни туфли надела. Ужо и жуть-то!
Джером фыркнул. Шарлотта выдала кислую улыбку и вернулась к разговору о Кембридже, — похоже, она на нем сосредоточилась до маниакальности. Так что они опять заговорили о вступительных испытаниях, а я сидела, ела и наблюдала.
Наш директор доктор Эверест (мне немедленно сообщили, что у него прозвище Пик Эверест, которое ему вполне подходило, в нем было под два метра росту) встал и прочел краткое поучение. В основном речь шла о том, что вот уже осень, и все вернулись в школу, и как это здорово, и никому не сметь нарушать дисциплину и валять дурака, а то он нас лично придушит. Собственно, именно этого он не сказал, но общий смысл был таков.
— Он чего, угрожает? — шепнула я Джерому.
Джером, не поворачивая головы, скосил на меня взгляд. Потом вытащил из кармана ручку и написал на тыльной стороне ладони, не глядя: «Только развелся. Ненавидит подростков».
Я понимающе кивнула.
— Как вы, наверное, знаете, — продолжал бубнить Эверест, — неподалеку недавно произошло убийство, и некоторые говорят о появлении нового Джека Потрошителя. Разумеется, волноваться не о чем, однако полиция просила напомнить всем учащимся, что за пределами школы вы должны вести себя с особой осторожностью. Итак, я вам напомнил и надеюсь, нам больше не придется к этому возвращаться.
— У меня прямо на душе потеплело, — прошептала я. — Ну чем не Дедушка Мороз?
Тут Эверест повернулся в нашем направлении, мы оба замерли и уставились прямо перед собой. После этого он еще немного поменторствовал, напоминая, что после отбоя все должны быть у себя в комнатах, курить в форме и в здании запрещается, а пить следует в меру. Как я поняла, если в меру, то можно. Тут законы у них не как у нас. С восемнадцати можно пить сколько хочешь, но есть еще какое-то невнятное правило, что и в шестнадцать можно заказывать вино и пиво к еде или если ты со взрослым. Я все пыталась сварить это в голове и вдруг обнаружила, что речь кончилась, все встают и ставят подносы с грязной посудой на каталки.
Весь вечер я наблюдала, как Джаза украшает свою половину комнаты, и время от времени оказывала ей посильную помощь. Нужно было повесить шторы, приклеить скотчем плакаты и фотографии на стены. У нее оказались репродукция картины, где Офелия тонет в пруду, плакат какой-то группы, о которой я отродясь не слышала, и огромная пробковая доска, куда цепляют записки с напоминаниями. Фотографии родственников и собак все были в красивых рамочках. Я сделала мысленную пометку: набрать еще всякой всячины для стен, чтобы моя половина не казалась совсем голой.
А еще я заметила, что она не стала выставлять напоказ ящичек с медалями за победы в соревнованиях по плаванию.
— Ни фига себе! — восхитилась я, когда она бухнула этот ящичек на стол. — Да ты прямо рыба.
— Гм. М-да. Ну, в общем, я плаваю.
Оно и видно.
— Это все за прошлый год. Не хотела привозить… но привезла.
Она сунула медали в ящик стола.
— А ты каким спортом занимаешься? — поинтересовалась она.
— Ну, по сути, никаким, — ответила я. Что на деле значило: «А оно мне надо?» У нас, Дево, свои методы: мы не применяем физическую силу, а заговариваем до смерти.
Джаза все разбирала вещи, а я все пялилась на нее, и тут до меня дошло, что ведь мы теперь каждый вечер будем вот так вот сидеть вместе в одной комнате. Месяцев этак восемь. Я заранее знала, что с любовью к одиночеству придется завязать, но не до конца сознавала, что именно это значит. Все мои привычки будут на виду. А Джаза выглядела такой нескованной, приспособившейся… А если я опозорюсь и сама этого не замечу? А вдруг я во сне делаю какие-нибудь глупости?
Я быстренько выкинула все это из головы.
5
Ровно в шесть утра в понедельник в Вексфорде началась школьная жизнь — Джазин будильник прозвонил за несколько секунд до моего. После этого заколотили в дверь. Стук прошел по всему коридору — колотили всем подряд.
— Живее! — Джаза выпрыгнула из постели с пугающей скоростью, особенно для такого часа.
— Я по утрам бегать не умею, — буркнула я, протирая глаза.
Джаза уже надевала халат, хватала полотенце и сумочку с умывальными принадлежностями.
— Живее! — повторила она. — Рори! Шевелись!
— Как шевелиться?
— Да вставай же!
Джаза беспокойно переминалась с ноги на ногу, пока я выволакивала себя из-под одеяла, потягивалась и разыскивала свои мыло с мочалкой.
— Как с утра холодно, — пожаловалась я и потянулась за халатом. Было и правда холодно. С вечера в комнате похолодало градусов на пять.
— Рори…
— Бегу! — откликнулась я. — Извини.
Мне по утрам нужно очень многое. У меня очень густые длинные волосы — усмирить их можно только при помощи портативной химической лаборатории. Собственно — хотя мне в этом стыдно признаваться, — один из самых сильных страхов, терзавших меня перед отъездом в Англию, заключался в том, что я не найду там привычных шампуней и кондиционеров. Да, стыдно, но тот набор, которым я пользуюсь, я подбирала долгие годы. И только с его помощью удается сделать мои волосы похожими на волосы. А без него они принимают горизонтальное положение, поднимаются сантиметр за сантиметром по мере увеличения влажности. Они не то чтобы вьются — скорее живут своей жизнью. Ну и еще, понятно, мне нужны были гель для душа и бритва (бриться в общей ванной — я еще об этом и не думала), а также очищающее молочко для лица. А еще банные шлепанцы, чтобы не подцепить грибок.
Джазино нарастающее отчаяние мурашками пробегало у меня по спине, но я и так торопилась как могла. Я просто не привыкла решать все эти задачи и тащить все свои причиндалы в душ в шесть утра. В конце концов я собрала все, что нужно, и мы зашагали по коридору. Поначалу я не врубилась, чего моя соседка так разнервничалась. Все двери в коридоре были закрыты, стояла тишина. А потом мы добрались до ванной и шагнули внутрь.
— Черт, — пробормотала Джаза.
Тут я поняла. Душевая была набита под завязку. Все обитательницы нашего коридора уже были здесь. И разумеется, все кабинки были заняты, к каждой стояла очередь из трех-четырех человек.
— Вот что получается, если тормозить, — сказала Джаза.
Оказалось, ничто не раздражает так сильно, как стоять и ждать, пока кто-то другой помоется. Каждая потраченная ими секунда воспринимается как личное оскорбление. Ты просчитываешь в уме, сколько они там возятся, и гадаешь, на что можно убить столько времени. Опередившие меня девицы мылись в среднем минут по десять, так что я проторчала там примерно полчаса. Меня так допела их медлительность, что сама я заранее просчитала каждое свое движение. И все равно простояла под душем десять минут и выскочила из ванной одна из последних.
