«Деревня – это громко сказано», – решил я, насчитав четыре дома и лодочный сарай, когда, проехав с полкилометра, нашел хутор. Подъехал ближе, все еще хуже, чем я думал: три дома заброшены, окна и двери заколочены, хозпостройки разломаны, и их уже начали растаскивать. Только один дом выглядел как жилой, да возле лодочного сарая копошился кто-то. Я приблизился и увидел немолодого мужика. Он конопатил швы на перевернутой вверх дном лодке. Услышав звон трензелей, поднял морщинистое лицо и, подслеповато прищурившись, спросил дребезжащим голосом:
– Кто вы? И что вам надо от старого рыбака Тигга? У меня ничего нет.
– Мне бы лодку на время, я заплачу, коня в залог оставлю. Если не верну лодку, тебе останется. Сколько стоит взять лодку на сутки? Тем более у тебя их три. – И я кивнул на стоящие в сарае лодки.
– Уж не на остров ли этот проклятый ты собрался, парень? Не советую. Священник городской лет десять назад подбил наших рыбаков отвезти его туда, и с тех пор я никого из них не видел. Сгинули, и сын мой с ними поплыл. Проклятое место, а в прошлом году приехали воины барона, забрали две лодки и тоже запропали: ни лодок, ни их. Приехали потом люди от барона и забрали лошадей ихних. Соседи пожитки свои собрали да и съехали из этих мест. Это ихние лодки, я все по привычке поддерживаю их в нормальном состоянии. Если надо, бери, ты-то хоть спрашиваешь, а баронские воины, те просто забрали. Так куда тебе надо, парень? Может, я тебя отвезу, а потом заберу? – спросил меня рыбак.
– Лучше я лодку возьму. А надо мне на тот берег в низовьях реки, за островом. Так я коня у тебя оставлю? – осведомился я у Тигга.
– Оставляй, там за домом конюшня, – показал он на свою хибару.
Расседлав коня и определив его в денник, задал ему охапку нарванной тут же во дворе травы. И попросив мужика позже напоить его и задать ему овса, забрал мешок с шлемом и арбалетом. Вытолкал по бревнам в воду самую маленькую из лодок. Было видно, что Тигг за ними следил, но из сарая не выкатывал. Держась вдоль берега, я мерно греб веслами и, почти достигнув острова, достал шлем и арбалет с болтами. Из заклятий приготовил воздушный пресс, а из изменения – ускорение реакции. Хрен его знает, что там есть. А то, что есть, – это точно тишина и запах… Запах разложения и тлена, вот что принес подувший со стороны острова ветер. По спине побежали мурашки, нехорошее предчувствие сжало сердце. Несколько гребков, и лодка, с шуршанием раздвинув камыши, уткнулась в берег, я причалил со стороны деревьев. В скалах я мог и не пробраться, настолько там все было завалено. Встав во весь рост в лодке, я прислушивался и рассматривал видимую мне часть острова. Жутко, тихо, и запах тлена усилился, но никого не видно. Странно, мертвяки, по описаниям, отличались полной тупостью. Может, здесь и нет ничего?
Постояв так еще минут пять и стараясь не шуметь, я ступил на берег. Обследовав жидкую полосу прибрежных камышей, нашел три сгнивших и затопленных остова лодок. Еще одна, подтопленная, была относительно целая, скорее всего, вода в нее попала во время дождей. Магическое зрение отказало напрочь, так что я им и не пользовался. Но, несмотря на то что магические каналы я не видел, у меня сложилось четкое ощущение того, что там впереди, в скалах, есть источник силы Великой Матери. Только словно бы притушенный и потому недостижимый. Жуть и непонятная сила, царящие на острове, подталкивали делать отсюда ноги, а обязанность посвященного и любопытство, наоборот, твердили: «Посмотри, проверь». Последнее победило, и, плюнув на все, я крадучись вступил под деревья. Прошел до середины острова – никого… А вони прибавилось, возможно, попадись мне сейчас паутинник, и я бы не пошел дальше, но его не было. А значит, я не достиг ни одной из поставленных перед собой целей. Тогда зачем было переться в такую даль?
Дальше путь был один: между камней вилось некое подобие тропинки, и, потоптавшись, я вошел в каменный мешок. Но перед этим применил изменение на реакцию и запитал силой заклинание воздушного пресса. Ощущение опасности усилилось, и появилось чувство сверлящего спину враждебного взгляда, так что хрен с ней, потерянной силой, лучше быть готовым ко всему. Как только я прошел метров десять, позади звякнуло железо. Резко обернувшись, я увидел отрезавших мне обратный путь мертвецов. И это были не тупые зомбаки, точнее, это все-таки были мертвяки, но слишком уж они сноровисто и умно поступили, а это неправильно. Самые свежие и шустрые – пять мертвых воинов в изорванных кольчугах, при оружии, с различными повреждениями на телах. И эти повреждения были затянуты какой-то черной шевелящейся гадостью. А это говорило о том, что они в свое время уже отведали человеченки, хреново… Эти шустрики шли в центре, а со стороны берегов дерганой походкой надвигались еще семеро, уже не первой свежести. «Загоняют в тупик», – промелькнула мысль. Выхватив меч, я влил еще силы в заклятие. У меня есть только одна попытка. Если загонят, то задавят числом и массой. К тому же я осознал, что меня не просто так загоняют. Есть что-то пострашнее этой нещадно смердящей мертвечины. Трупы сомкнули кольцо. И то, что они сделали это более или менее организованно, говорило за то, что позади ждет кукловод. «Не дождешься, хрен тебе в зубы». Направив на эту надвигающуюся толпу меч, я произнес ключ:
– Виэрдо-иррио-ассэ.
От клинка в сторону зомбаков стремительно закрутился багровый смерч и, по пути собрав в себя камни размером с кулак и поменьше, врезался в них. Обглоданные и плохо сохранившиеся трупаки, идущие последними, вылетели из каменной горловины, в которую уже вступили, как пробка из бутылки, и большая их часть начала на глазах разлагаться. Остальных модификантов только отбросило до выхода, протащив по земле. Одному оторвало руку, и он копошился поверх кучи и мешал подняться остальным. Подбежав к ним, я нашинковал их, как домохозяйка рубит капусту. Меч легко отсекал конечности и головы, встречая сопротивление лишь на костях и доспехах. На мои доспехи налипла слизь, волосы и еще всякая гадость. Фиг с ним, потом отмоюсь, если выживу. Я чувствовал, как время уходит. Если главный вступит в бой одновременно со своими куклами, мне кранты. За камнями раздался рев. Надо спешить. Увернувшись от грабалок мертвяков, подтянувшихся на помощь своим собратьям, рубанул ближайшего. Этот когда-то был монахом, по крайней мере на это указывало полусгнившее одеяние. А это или крестьянин, или рыбак. Долой голову, зачем она тебе? Рубящий удар, и еще один остался без ног. Крутанувшись, рассек пополам последнего, но это не все, кукловод понял, что его план провалился, и торопился сюда.
В каменном проходе появилась многорукая фантасмагорическая фигура в два с половиной метра, и, не добежав до меня метров шесть, эта туша прыгнула. Если бы не ускорение реакции, мои кости уже хрустели бы у монстра под ногами. А так успел, еще и мечом рубанул по ноге этой мерзости, только чуть в последний момент не огреб ржавым полуторником по спине. Монстряк, приземлившись, проехался на потрохах своих подручных и, кувыркнувшись несколько раз, довольно шустро встал. «Мне дорогу закрыл… А ножка-то до половины рассечена и не затягивается, это тебе не хухры-мухры, а меч, заточенный на убийство тебе подобных», – позлорадствовал я мысленно. Мертвяк, а это был именно мертвяк, не спешил нападать, рассматривая меня. Я также изучал его и попутно создавал структуру самого сильного заклятия из доступных мне. Торнадо, с помощью которого я соорудил могилу ведунье, по идее должен был свалить это чудо-юдо. Сейчас я мог более подробно рассмотреть эту гадость, и то, что я увидел, меня не обрадовало. Четыре руки и явно не его, а позаимствованные у других трупов, на местах соединений уже знакомая черная масса. В одной из рук полуторник, которым я чуть не получил по позвоночнику. Ноги массивные, толще обычных раза в два, торс весь в буграх и черных потеках. Воняло от него сильнее, чем от подопечных, и намного. Голова огромная, пасть наподобие лягушачьей, конусовидные, внушающие «уважение» зубы. Большие, не моргающие из-за отсутствия век бельма глаз и копошащиеся по всей туше белые черви. На монстре висели клочья самой разной одежды. А на одной из рук был застегнут браслет из рубиновой стали, казавшийся инородным предметом. И веса в чудовище даже на вид – килограммов сто пятьдесят или двести.
