– Вот тут тебе самое место. Прощай, мертвый маг и бывший Пробужденный. Кто знает, каким ты был в начале своего пути? Надеюсь, я не закончу так же.
Подхватив связку паутинника, я направился к берегу, где оставил свое плавсредство. Надо еще посмотреть, что там с затопленной лодкой. Раз я теперь имею сюда телепорт, то на всякий случай припрячу ее, может, понадобится когда. Лодка не имела пробоин, но состояние ее было не ахти. Вычерпав из нее воду, выгреб мусор, накопившийся за последний год, и не мудрствуя лукаво использовал изменение на силу. Отволок под деревья, метров на десять от берега, перевернул и, нарубив кустарника, веток и камыша, засыпал ее всем этим. «Авось не пропадет, – подумал я, – ну а пропадет, плот срублю на крайняк. Вот же в какую даль добрался русский авось».
После того как побывал возле истока, самочувствие было как всегда отличное и словно бы и не было всех этих ушибов и, как я подозревал, наколов ребер. Меня спас, конечно, артефакт Олла, а так бы этот монстряк уже выполнил бы все свои обещания. И красовались бы сейчас мои руки и ноги на нем, а остальное послужило бы ему пищей. Оттолкнув лодку от берега, я направил ее к дому рыбака.
Глава 19
До дома Тигга я добрался минут за двадцать. Отметил, что в окнах, застекленных мутными и с наплывами стеклами, горит свет. «Не спит, странно». По звездам и расположению лун получалось, что время уже далеко за полночь. Постучал, и из-за двери раздался приглушенный голос мужичка:
– Кто там?
– Открывай, я сегодня днем у тебя лодку на время брал, вот за конем своим пришел, лодку тебе вернуть и заплатить за помощь.
За дверью помолчали, потом, скрипнув, она немного приоткрылась. «Ого, как все серьезно», – подумал я, увидев внушительный цепок. Тигг посветил на меня фонарем, подслеповато вгляделся и, убедившись, что это действительно я, открыл створку.
– Долго тебя не было. Далеко, наверное, плавал? – справился он, а сам незаметно так принюхался.
«Ну да, есть еще амбре мертвечины, хрена ты принюхиваешься, не мертвец я». – Но не это я ему сказал, а то шуганется, и что потом с ним делать. Грохнуть? Так я не агнец божий, конечно, но и не палач.
– Может, впустишь для начала и напоишь горячим, а то прохладно уже на улице, – поинтересовался я у рыбака, загородившего проход и мнущегося. «Не иначе, плату ждет». – Через порог ночью деньги не отдают и в руки тоже, достатка не будет, – припомнил я одну из примет.
Сира чем дальше, тем больше становилась суеверной, так что источник у меня на эту тему был. Тигг посторонился.
– Проходи.
В доме было тепло, я бы даже сказал, жарковато. Печь располагалась почти посреди дома, дверной проем во вторую комнату был закрыт занавеской. Грубо сколоченный стол, в глиняном стакане с отбитым краем – свеча, два табурета, у дальней стены грубая кровать, накрытая простым покрывалом, больше похожим на дерюгу. На стенах несколько полок с посудой и какими-то мешочками и пучками трав. Небогато живет Тигг… Хотя с чего бы ему быть богатым? Я заметил на столе плошку, судя по запаху, с уксусом, а рядом горшок с настоем из трав, многие из них я знал. Такие заваривают не для питья, а для лечения. Уксус, травы, кисловатый и резкий дух болезни. Однажды у нас в семье заболели сразу сестра, брат и мать, так в квартире именно такой дух стоял. Мужичок повозился возле печи и достал оттуда еще две посудины. Одну с обычным взваром, какой здесь пили повсеместно, вторую с перловой кашей, и выставил все на стол. С полки снял черный хлеб и тоже положил на стол.
– Вот плата, держи. – Пока он возился с угощением, я бросил на один из табуретов серебряную монету.
В другой комнате кто-то надсадно и хрипло закашлялся, и Тигг, взглянув на меня с опаской, прихватил фонарь и плошку с уксусом и заспешил туда. Так и не присев за стол, я пошел за ним. Душок болезни усилился. На кровати лежала девочка лет тринадцати, с изможденным лицом, впавшими глазами, накрытая до подбородка одеялом, а сверху еще и шубейкой. Девчонку аж скручивало от надсадного кашля.
– Что с ней? – спросил я.
Рыбак смачивал в уксусе тряпицу и протирал девчонке виски и лоб.
– Сам не знаю. С раннего утра ей стало худо, а к вечеру жар поднялся. Я заварил трав и горячку пытаюсь сбить уксусом, но ничего не помогает. Ей становится только хуже. У нас здесь поблизости нет ни знахарок, ни магов. Да если бы и были, мне и заплатить им нечем. Если внучка умрет, что я буду делать? Это единственный родной мне человек, – чуть не со слезами на глазах, проговорил мужик.
– Ты вот что, Тигг, отойди. Позволь мне ее осмотреть, я знахарь, может, чем и помогу.
Вроде бы и начал изживать переизбыток жалости, а поди ж ты, увидев захлебывающуюся кашлем девочку, вспомнил младшую сестренку и разжалобился. Можно, конечно, мимо пройти, не мараться. Но если внучка помрет, то и дедуля с тоски сляжет. Еще было памятно, как мужик, встретившийся у дубового леса, растрепал обо мне Оллу. Знания ведуний постепенно переходили ко мне, и я вполне понимал, что и как надо делать с больной. Мужичок с какой-то тоской и одновременно с надеждой посмотрел на меня, но отошел от хворой.
Подвинув к кровати табурет, я присел и положил руку на лоб девочке. Градусника у меня не было. Глупо вспоминать в этом мире про градусник, да в этом случае он и не нужен. Больная была горячей, словно стена печки, я отметил учащенный пульс, и, что самое странное, она не открывала глаза, даже когда кашляла: то ли без сознания, то ли спит. Непонятно, как можно так кашлять и не приходить в себя? Закончив с поверхностным обследованием, я уже хотел посмотреть в магическом спектре. Но увидел, как Тигг бочком переместился к входной двери, за которой, насколько я помнил, стоял топор.
– Ты хочешь, чтобы твоя внучка выздоровела или нет? Она горит изнутри, и, если температура не спадет, она недолго продержится. Я могу уйти, если ты мне не доверяешь, только скажи. Или ты можешь попытаться напасть на меня, но тогда твоя внучка останется совсем одна, я и не подумаю ее лечить. Так что отойди к окну и не дергайся, а то…
Нож, просвистев, воткнулся в косяк дверного проема, и мужик замер, покосившись на вибрирующий в полуметре от его головы клинок. Потом, словно бы сдувшись, поник и растерянно пробормотал:
– Как может воин, к тому же такой молодой, быть знахарем?
– Не твоего ума дело. Так мне уйти или как? – Я начал выходить из себя.
Ну их всех! Сделаешь добро, а тебе же за него нож в спину воткнут. Я клятву Гиппократа не давал и табличку на грудь не вешал – «Бюро добрых и безвозмездных услуг». Что мог видеть этот немолодой подслеповатый мужичок? Если что-то и запомнил, то до города далеко, да и не поедет он туда, тем более сейчас.
– Ты прав, ей становится все хуже. Вылечи, если сможешь, рабом твоим готов стать, только излечи ее, – совсем скуксился рыбак, когда девчонка, так и не открывая глаз, снова зашлась надрывным кашлем.
Я начал осматривать больную теперь уже в магическом зрении и увидел, что это было… В любом человеке есть магические токи. Те, у кого они достаточно развиты и у кого есть дар, становятся знахарями, магами и чародеями. У девочки не осталось даже малых крох силы, какие есть в обычном человеке. В районе грудной клетки распустил щупальца словно бы осьминог серо-черного цвета. И эта тварь, осушив магические каналы девчушки, сейчас пировала. От осьминога протянулась серо-черного цвета тонкая нить. Заемное знание говорило о том, что это сглаз и порча, направленные на полное осушение жертвы, и я знал, как с этим бороться. Осталось только уточнить кое-что, и можно приступать, силы много, хватит за глаза. Имей я только свою собственную силу, это было бы спорно, а так выполнимо. Прервав истечение энергии, я повернулся к молча наблюдавшему за мной Тиггу и спросил:
