— Истории куда интересней, когда знаешь лично их
героев, верно? — заметил Телэн, в третий раз наполняя свою тарелку. Телэн
снова рос и ел почти постоянно. Впрочем, он не забывал и о хороших манерах и,
прежде чем самому приступить к пиршеству, принес Ксанетии стакан молока и блюдо
с ломтиками фруктов.
Спархок тщательно продумал свой вопрос.
— Помнится, как-то ты говорила мне, анара, что мысли
богов тебе недоступны. Как же ты узнала тогда, о чем думала Афраэль?
— Воистину, Анакха, мысли богов сокрыты от меня, однако
Афраэль весьма многим делится со своей сестрой, и это из памяти Сефрении узнала
я то, о чем говорю вам. Итак, — продолжала она рассказ, — предок
Анакхи был рыцарем ордена Пандиона, жившим со своими братьями в замке ордена
своего, в эленийском городе Дэмос; и примкнул он к войне, что опрометчивый
молодой король Энтор повел против мятежных баронов. И случилось так, что рыцарь
и король, отбившись от спутников своих, лежали, израненные, на кровавом поле
битвы. Когда пала на поле тьма, Сефрения из Илары, повинуясь велению своей
сестры, хотя и с большой неохотой, пришла перевязать им раны и отдать им кольца
— одно рыцарю, а другое королю. Сокрыла она от них истинное предназначение
колец, сказав, что сие лишь символы их дружбы, и искусным стирикским заклятием
окрасила она кровью раненых камни в кольцах, дабы скрыть тем их истинную
природу. Так связала она воедино два дома, и связь эта проложила путь брачному
союзу Анакхи и его королевы.
— Я же говорила тебе! — заметила Элана мужу, так и
лучась самодовольством.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Спархок.
— Я же говорила, что нам суждено быть мужем и женой.
Почему ты вечно со мной об этом спорил?
— Потому что считал, что так надо. Я был уверен, что ты
сумеешь найти себе куда более подходящего супруга. — Этот легкомысленный
ответ скрывал испытанное Спархоком потрясение. Афраэль была поистине
безжалостна в своих махинациях с жизнью и судьбой смертных. Анакха был
творением Беллиома, и Богиня-Дитя, не уверенная, что ему можно доверять,
нарочно в очередном своем воплощении родилась его дочерью, чтобы по мере сил
влиять на него.
— Заласта же, постигший намерение Афраэли,
встревожился, — продолжала Ксанетия. — Надеялся он отнять Беллиом у
Анакхи, прежде чем Анакха в полной мере осознает все значение своего союза с
камнем, — однако Афраэль вновь помешала его замыслам. Обладая кольцами и
властвуя над Беллиомом, Анакха становился непобедим.
— Отлично, — проворчал Улаф. — Заласта
оказался в тупике. И что же он делал потом?
— Есть в Стирикуме — да и были всегда — такие, что обращают
силу заклятий, ведомых сему народу, на то, чтобы насытить нечистые свои
желания. Младшие боги как дети, и непостижимы для них глубины, в кои
добровольно готовы погрузиться подобные люди. Однако сия грубая сторона
человеческой натуры противна им, и, буде какой стирик проявит ее, становится он
изгнанным и проклятым. Несчастные сии влачат одинокое существование в пустынных
землях, вдали от народа своего, или же, не ведая раскаяния, ищут нечистых
удовольствий в гнойных клоаках больших городов. К таким-то людям и обратился в
отчаянии Заласта, и в Вереле, гнуснейшем из городов Южной Даконии, отыскал он
того, кто был ему надобен.
— Мне доводилось жить в Вереле, — заметила
Миртаи. — Это и впрямь самое подходящее место для выродков и отщепенцев.
Ксанетия кивнула.
— Именно там, погружаясь в пучины порока, столкнулся
Заласта с неким Огераджином, давним развратником и сластолюбцем. Пресытясь уже
веками излишеств, сей Огераджин грешил не столько ради удовольствия, сколько
ради того, чтобы оскорбить младших богов. Воистину сей Огераджин был мерзостен
вдвойне, ибо посредством неких запрещенных чар и заклятий проник он во тьму — в
ту запредельную извращенную тьму, что наполняет души старших богов. И вот
Огераджин, чувствуя, что похоть Заласты сродни его собственной, а стало быть,
они схожи в помыслах своих, посоветовал ему обратиться к Отту, императору
Земоха.
Бевьер ахнул.
— Истинно так, — кивнула Ксанетия. — И тогда
отправился Заласта в город Земох, дабы заключить союз с Оттом.
— Погоди-ка! — воскликнул Келтэн. — Разве ты
не говорила нам, что Заласта изо всех сил старался удержать нас подальше от
Отта и Азеша?
Она кивнула.
— Заласта заключал союзы, заботясь о собственной выгоде
— не о благополучии своих союзников. С помощью Отта отыскал он в Эозии иных
стириков-изгоев, дабы помогали они ему следить за родом Спархоков, и велел им
всячески изыскивать в роде сем какие-либо слабости, кои после рождения Анакхи
пригодятся ему, Заласте.
Как могли вы догадаться, также и Афраэль желала надзирать за
предками Анакхи, а посему Богиня-Дитя отправила Сефрению в Дэмос — обучать
пандионцев тайнам Стирикума.
— Наша милая малышка Афраэль довольно-таки бессердечное
создание, — заметил Стрейджен. — Если вспомнить, что эленийские
крестьяне в Астеле сотворили с родителями Сефрении, посылать ее в Дэмос было в
некотором роде жестоко.
— Кто может познать мысли богов? — вздохнула
Ксанетия, устало проводя ладонью по глазам.
— Тебе нехорошо? — спросил Келтэн. В его голосе
звучала явная озабоченность.
— Я слегка утомилась, сэр рыцарь, — призналась она. —
Разум Сефрении был смятен, когда погружалась я в глубины ее памяти, и с немалым
трудом удалось мне извлечь оттуда нечто последовательное.
— Стало быть, анара, так и действует твой дар? — с
любопытством спросил Сарабиан. — Ты берешь чей-то разум и глотаешь его
целиком?
— Сравнение сие неточно, Сарабиан Тамульский, — с
легким упреком заметила она.
— Извини, анара. Я взял его с потолка. Собственно, я
хотел спросить вот что: поглощаешь ли ты единым прикосновением все содержимое
мыслей и памяти того, к кому прикоснулась?
— Приблизительно так.
— И сколько же чужих разумов ты вот так
поглотила? — осведомился Телэн.
— Почти тысячу, юный господин, — пожала плечами
дэльфийка.
— Где же ты нашла для них столько места? — Телэн в
некотором замешательстве огляделся. — Я, кажется, неправильно выразился? Я
хотел спросить, не слишком ли тесно у тебя в голове.
— Разум не имеет пределов, юный господин.
— Твой, анара — возможно, — усмехнулся
Келтэн. — У моего разума пределов полным-полно — я в этом давно уже
убедился.
— Что сейчас творится с Сефренией? — обеспокоенно
спросил Вэнион у Ксанетии.
