— И чем же ты намерена заняться? Что именно ты собираешься
уладить?
— Смотри, Спархок, — ответила она, — смотри и
учись.
— Так не годится, Келтэн, — с безнадежной грустью
ответила Алиэн. Они шли через подъемный мост, неподалеку от Спархока и Данаи.
— Что значит «не годится»?
— Ты рыцарь, а я — простая крестьянка. Почему мы не
можем оставить все как есть?
— Потому что я хочу, чтобы ты стала моей женой. Алиэн
нежно погладила его по щеке.
— И я отдала бы все, только бы стать твоей женой, но
это невозможно.
— Хотел бы я знать почему.
— Я уже говорила тебе почему. У нас слишком разное
происхождение. Крестьянка не может быть женой рыцаря. Люди будут насмехаться
над нами и говорить обо мне гадости.
— В первый и в последний раз, — объявил он,
стискивая кулак.
— Любовь моя, нельзя же драться со всем миром, —
вздохнула она.
— Еще как можно — особенно если мир, о котором ты
говоришь, состоит из вертопрахов, которыми кишит двор в Симмуре. Я таких могу
убить дюжину до завтрака.
— Нет! — сказала она резко. — Никаких
убийств! Меня возненавидят. У нас не будет друзей. Тебе-то не страшно — ты все
время будешь там, куда тебя пошлет принц Спархок или лорд Вэнион, но я-то
останусь совершенно одна. Я этого не вынесу.
— Я хочу жениться на тебе! — почти прокричал он.
— Это было бы венцом моей жизни, дорогой, —
вздохнула она, — только это невозможно.
— Спархок, — сказала вслух Даная, — я хочу,
чтобы ты это уладил.
— Тише. Они нас услышат.
— Не услышат, Спархок, — и, кстати говоря, не
увидят.
— Ты используешь чары?
— Разумеется. Это небольшое, но весьма полезное
заклинание делает так, что на нас не обращают вни мания. Они вроде бы и знают,
что мы здесь, но это ускользает от их сознания.
— Понимаю. Это, стало быть, способ обойти нравственный
запрет на подслушивание?
— Да о чем ты говоришь, Спархок? У меня нет и не было
никаких нравственных запретов на подслушивание. Я всегда подслушиваю. Как бы
еще я следила за тем, чем занимаются смертные? Скажи маме, чтобы дала Алиэн
титул, — тогда Келтэн сможет жениться на ней. Я бы и сама это сделала, но
я очень занята. Займись этим сам.
— Так вот что, значит, ты собиралась улаживать!
— Разумеется. Не трать время на глупые вопросы,
Спархок. Нам сегодня еще очень многое нужно успеть.
— Я люблю тебя, Берит-рыцарь, — чуть печально
говорила императрица Элисун, — но и его тоже люблю.
— И скольких еще ты любишь, Элисун? — едко спросил
Берит.
— Я сбилась со счета, — пожала плечами полунагая
императрица. — Сарабиан не против, так отчего тебя это так трогает?
— Значит, между нами все кончено? Ты не хочешь больше
меня видеть?
— Не говори глупостей, Берит-рыцарь. Конечно же, я хочу
тебя видеть — и чем чаще, тем лучше. Просто время от времени я буду видеться и
с ним. Я совсем не обязана говорить тебе об этом, но ты такой милый, что мне не
хочется втихомолку, за твоей спиной… — Она замялась, подыскивая слово.
— Изменять мне? — уточнил он напрямик.
— Я никогда и никому не изменяю, — сердито сказала
Элисун. — Сейчас же возьми назад это слово. При дворе нет никого вернее
меня. Я храню верность по меньшей мере десяти мужчинам одновременно.
Берит вдруг разразился смехом.
— Что ты нашел смешного в моих словах? —
осведомилась она.
— Ничего, Элисун, — ответил он с неподдельной
нежностью. — Ты такая славная, что я не мог сдержаться.
Элисун вздохнула.
— Мне было бы намного проще, если бы вы, мужчины, не
относились к этим делам так серьезно. Любовь — это развлечение, а вы все
норовите хмуриться, сердиться и размахивать руками. Полюби кого-нибудь еще, я
не против. Если все счастливы, какое имеет значение, кто именно сделал их
счастливыми?
Берит улыбнулся.
— Ты ведь любишь меня, Берит-рыцарь?
— Конечно, Элисун.
— Ну вот. Стало быть, все в порядке?
— В чем тут дело? — спросил Спархок у своей
дочери. Они стояли совсем рядом с Беритом и Элисун — настолько рядом, что
Спархок испытывал некоторую неловкость.
— Берит чересчур сильно увлекся нашей полунагой
подружкой, — ответила Даная. — Он уже научился всему, чему она могла
его научить, так что пора их нежной дружбе немного охладиться. У меня на его
счет другие планы.
— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что у него
могут быть и собственные планы?
— Не говори глупостей, Спархок. Он бы только все
испортил. Я всегда сама забочусь о таких вещах. У меня это выходит лучше всего.
Давай-ка поспешим. Я хочу присмотреть за Крингом и Миртаи. Он собирается
сказать ей кое-что, что совсем ее не обрадует, и я хочу быть поблизости на
случай, если она выйдет из себя.
Кринг и Миртаи сидели на лужайке под огромным деревом,
пылавшим яркими осенними красками. Миртаи только что открыла корзину, которую
доставили из кухни, и разглядывала ее содержимое.
— Какая-то мертвая птица, — сообщила она. Кринг
скорчил гримасу.
— Вполне цивилизованная еда, — объявил он, изо
всех сил притворяясь, что его это устраивает.
— Мы оба воины, любовь моя, — сказала Миртаи,
которую содержимое корзины порадовало ничуть не меньше, чем Кринга. — Нам
надлежит есть сырое мясо.
— Стрейджен как-то говорил мне, что ты в молодости
съела волка, — вспомнил вдруг Кринг давнишний рассказ талесийца.
— Это правда, — просто ответила она.
— Ты действительно съела волка? — Кринг был
потрясен. — Я думал, что Стрейджен дурачит меня.
— Я была голодна, — пожала плечами Миртаи, —
и мне некогда было охотиться. Волк был не очень вкусный, наверное потому, что
сырой. Если б у меня было время поджарить мясо, может быть, оно оказалось бы
повкуснее.
— Ты странная женщина, любовь моя.
— Но ведь именно поэтому ты меня и любишь, верно?
