— Это называется «поступать с оглядкой», — пояснил
Спархок. — Думаю, он так же много и подолгу говорит о погоде.
— Но они никогда не помирятся, если он так и будет все
время болтать об этой чепухе!
— Боюсь, Афраэль, что ни о чем другом он просто не
осмелится заговорить. Думаю, Сефрения сама сделает первый шаг.
— Нашел! — долетел с другого края лужайки ликующий
вопль Телэна. — Она здесь, на дереве!
— Этого только недоставало! — раздраженно
проговорила Даная. — Он не должен был найти Мурр — и с какой это стати она
оказалась на дереве?
— Так или иначе, но нашему подслушиванию конец, —
сказал Спархок. — Видишь, все направились туда. Сними с нас заклятие.
— А как же Вэнион и Сефрения?
— Почему бы нам не предоставить им самим справляться со
своими трудностями?
— Потому что он еще десять лет будет читать ей лекции о
рыбах, вот почему!
— Сефрения недолго будет выслушивать эти лекции, Даная,
она очень скоро возьмет дело в свои руки. Вэнион говорит вовсе не о рыбах, а о
том, что готов помириться, если она того хочет.
— Он ни словечка не сказал об этом. Он уже готов был
дать ей рецепт вареного карпа.
— Это лишь то, что ты слышала, а не то, что он говорил
на самом деле. Учись не только слышать, но и слушать, Даная.
— Эленийцы! — вздохнула она, закатывая глаза. И
тут они услышали крик Келтэна:
— Берегись!
Спархок стремительно обернулся туда, где вокруг высокого
клена собрались все их друзья. Телэн добрался уже до верхних веток и теперь
осторожно пробирался по узкому суку туда, где скорчилась, одичало сверкая
глазами, Мурр. Дела были плохи. Сук вполне выдерживал вес кошки, но Телэн для
него был чересчур тяжел. Сук угрожающе прогибался, и в основании его что-то
зловеще потрескивало.
— Телэн, вернись! — срывая горло, снова гаркнул
Келтэн.
Но было, само собой, уже поздно. Сук переломился в основании
и повис на лоскуте коры. Телэн отчаянно прянул вперед, успел схватить одной
рукой перепуганную до полусмерти кошку — и рухнул головой вниз, прямо на
толстые нижние ветви.
Положение еще можно было бы спасти — в конце концов, здесь
были рыцари церкви, искушенные в магии, была Сефрения, и даже Афраэль,
восседавшая на плече Спархока. Трудность была в том, что никто из них не мог
толком разглядеть Телэна. У клена крупные листья, и мальчик камнем падал вниз,
почти целиком скрытый густой листвой. Они лишь слышали глухие звуки ударов,
оханье и вскрики, когда он в падении задевал ветви. Наконец он выпал из нижних
ветвей и неловко, с глухим шумом рухнул на траву под деревом, по-прежнему держа
в руке Мурр. Он не шевелился.
— Телэн! — ужаснувшись, пронзительно закричала
Даная.
Сефрения согласилась с мнением тамульских лекарей. Телэн не
слишком серьезно пострадал. Он, конечно, был весь покрыт синяками и ссадинами,
а на лбу у него красовалась уродливая шишка — след столкновения с особенно
неподатливой веткой, от которого он потерял сознание, — но Сефрения
заверила их, что падение обойдется без серьезных последствий, если не считать
головной боли.
Принцессу Данаю, однако, успокоить было нелегко. Она не
отходила от постели Телэна и испуганно вскрикивала всякий раз, когда впавший в
беспамятство мальчик шевелился или стонал.
Наконец Спархок взял ее на руки и вынес из комнаты. Там были
люди, которым лучше не стоило становится свидетелями чудесного исцеления.
— Этого ты не предвидела, верно, Афраэль? —
спросил он у обезумевшей от горя Богини-Дитя.
— О чем ты говоришь?
— Тебе непременно нужно было вмешаться в то, что и без
тебя бы наладилось, если б только ты могла оставить его в покое, — и твое
вмешательство едва не убило Телэна.
— Я не виновата, что он упал с дерева!
— А кто же виноват? — Спархок знал, что поступает
в высшей степени несправедливо, но вездесущую маленькую богиню необходимо было
приструнить. — Ты слишком много вмешиваешься в дела людей, Афраэль. Дай им
жить собственной жизнью и самим совершать ошибки. Мы обычно их и сами
исправляем, если дать нам такую возможность. Я клоню вот к чему, Даная: если ты
можешь что-то сделать, это еще не означает, что тебе следует это делать.
Подумай об этом на досуге.
Даная в упор воззрилась на него — и вдруг разразилась
исступленными рыданиями.
— Лучники Тикуме пригодятся в Атане, — говорил
Вэнион Спархоку, когда позже они стояли вдвоем на парапете стены. — Улаф
прав касательно троллей. Куда предпочтительней утыкать их стрелами, прежде чем
ввязываться в рукопашную.
— Идея Халэда насчет арбалетов тоже неплоха.
— Это верно. Благодарение Богу, что ты взял его с собой. —
Магистр поджал губы. — Я бы хотел, Спархок, чтобы по возвращении в Симмур
ты лично взялся за обучение Халэда. Позаботься о том, чтобы он получил уроки не
только воинского искусства, но и политики, дипломатии и церковных законов.
Думаю, ему предстоит пройти долгий путь в ордене, и я хочу быть уверенным, что
он будет готов к любой должности.
— Даже твоей?
— Бывали и более удивительные случаи.
Спархок вспомнил речь Вэниона о рыбах, подслушанную этим
утром.
— Как продвигаются твои отношения с Сефренией?
— Мы разговариваем друг с другом, если ты это имел в
виду.
— Не совсем. Почему бы тебе не сесть с ней рядом и не
потолковать о чем-то более значительном, чем погода, птицы на деревьях или рыбы
в пруду?
Вэнион пронзительно глянул на него.
— Почему бы тебе не заняться собственными делами?
— Это и есть мое дело, Вэнион. Сефрения не станет
прежней, пока вы не помиритесь, — да и ты, кстати, тоже. Вы оба мне нужны,
а, покуда вы не уладите дела между собой, я не смогу целиком на вас положиться.
— Я не смею торопиться, Спархок. Один неверный шаг
может снова все испортить.
— Промедление тоже. Она ждет, когда ты сделаешь первый
шаг. Не заставляй ее ждать слишком долго. На парапет вышел Стрейджен.
— Телэн очнулся, — сообщил он. — Он все еще
немного не в себе, и в глазах у него двоится, но, по крайней мере, он пришел в
себя. Твоя дочь, Спархок, хлопочет над ним, как наседка над цыпленком.
— Она его любит, — пожал плечами Спархок. —
Она всем говорит, что когда-нибудь они поженятся.
