— Должно быть достаточно, — сказал Вэнион. —
Больше мы сейчас выделить не можем. В конце концов, мы говорим об атанах, а
когда дело касается атанов, количество их не имеет значения. Один атан сам по
себе заменит половину армии.
Стрейджен знаком поманил Спархока, и они отошли к длинному
столу, на котором был накрыт завтрак. Светловолосый вор принялся придирчиво
выбирать печенье.
— Сработало, — сказал он едва слышно. —
Ксанетия должна видеть человека, чтобы пробраться в его мысли, но Берит отыскал
рядом с посольством дом, который к тому же немного выше самого посольства. Мы
сняли для Ксанетии уютную комнатку с видом на кабинет посла. Сейчас она
добывает для нас информацию — и имена.
— Почему мы скрываем это от остальных?
— Потому что мы с Кааладором хотим использовать эту
информацию для того, чтобы поставить новый мировой рекорд, о котором я говорил
вам вчера. Сарабиан еще не дал на это своего согласия, так что незачем
беспокоить его тем, о чем знать ему совсем необязательно — по крайней мере, до
тех пор, пока мы не уложим все трупы в штабеля.
На следующий день принцесса Даная заболела. Понять, что это
за болезнь, было невозможно. Ни жара, ни кашля, ни хрипов — только беспричинная
слабость. Принцесса потеряла аппетит, и ее трудно было добудиться.
— То же самое, что было в прошлом месяце, —
уверяла Миртаи встревоженных родителей. — Ей нужно укрепляющее, только и
всего.
Спархок, однако, знал, что Миртаи ошибается. В прошлом
месяце Даная вовсе не была больна. Богиня-Дитя небрежно отзывалась о своей
способности быть одновременно в двух местах, но ее отец знал, что, когда ее
внимание прочно приковано к тому, что происходит в одном месте, в другом она
попросту впадает в спячку. Однако нынешнее недомогание было совсем другим.
— Может быть, и вправду дашь ей укрепляющее,
Элана? — предложил.он. — А я пойду поговорю с Сефренией — быть может,
она придумает что-нибудь еще.
Сефрения с невеселым видом сидела в своей комнате. Она
смотрела в окно, хотя с первого взгляда было ясно, что пейзаж за окном для нее
все равно что не существовал.
— У нас проблема, матушка, — сказал Спархок, прикрывая
за собой дверь. — Даная больна.
Сефрения резко обернулась к нему, глаза ее изумленно
расширились.
— Что за чушь, Спархок! Она никогда не болеет. Она
просто не может заболеть.
— Я и сам так думал, но тем не менее она больна. Ничего
осязаемого, никаких явных признаков, но она определенно нездорова.
Сефрения стремительно поднялась.
— Мне нужно взглянуть на нее, — сказала
она. — Может быть, я сумею выспросить у нее, в чем дело. Она одна?
— Нет. С ней Элана. Не думаю, что она согласится уйти.
Это осложнит дело?
— Об этом я позабочусь. Давай скорее выясним, что
стряслось, пока не стало еще хуже.
Явная обеспокоенность Сефрении еще больше встревожила
Спархока. С растущим страхом он последовал за ней в королевские покои. В одном
Сефрения была безусловно права. Афраэль никоим образом не была восприимчива к
людским хворям, так что это не могла быть обыкновенная простуда или одна из
бесчисленных детских болезней, которые подхватывают и от которых успешно
излечиваются обычные дети. Спархок с самого начала отверг мысль, что у божества
может случиться насморк.
Сефрения была напряжена и сосредоточена. Она начала
бормотать стирикское заклинание еще до того, как вошла в комнату Данаи.
— Благодарение Богу, Сефрения, ты здесь! —
воскликнула Элана, привставая из кресла, которое было придвинуто к постели
девочки. — Я так…
Сефрения выпустила заклинание, причудливо щелкнув пальцами,
и глаза Эланы остекленели. Она так и застыла, полупривстав из кресла, с
протянутой рукой.
Сефрения подошла к кровати, присела на край и взяла девочку
на руки.
— Афраэль, — сказала она, — проснись. Это я,
Сефрения.
Богиня-Дитя открыла глаза и безутешно зарыдала.
— Что с тобой? — спросила Сефрения, крепче
прижимая ее к себе и бережно укачивая.
— Они убивают моих детей, Сефрения! — прорыдала
Афраэль. — По всей Эозии! Эленийцы убивают моих детей! Я хочу умереть!
— Мы должны немедленно отправиться в Сарсос, —
сказала Сефрения Спархоку и Вэниону, как только они оказались втроем. —
Мне нужно поговорить с Тысячей.
— Я понимаю, что это разбивает ей сердце, — сказал
Вэнион, — но ведь она не может на самом деле умереть, правда?
— Может, Вэнион. Младшие боги так тесно связаны со
своими почитателями, что от этого зависит сама их жизнь. Пожалуйста, Спархок,
попроси Беллиом сейчас же доставить нас в Сарсос.
Спархок мрачно кивнул и, вынув шкатулку, коснулся кольцом
крышки.
— Откройся! — произнес он куда резче, чем хотел
бы.
Крышка со щелчком открылась.
— Голубая Роза, — сказал Спархок, — у нас
беда. Богиня-Дитя тяжко захворала оттого, что в далекой Эозии убивают ее детей.
Мы должны немедля прибыть в Сарсос, дабы Сефрения могла испросить совета у
Тысячи Стирикума касательно ее исцеления.
— Я исполню все, как ты велишь, Анакха, —
прозвучал голос Беллиома из уст Вэниона. В лице магистра появилась смутная
неуверенность. — Пристойно ли мне сказать, что я испытываю сочувствие к
тебе и подруге твоей из-за недуга единственного вашего дитя?
— Я от всего сердца благодарю тебя за доброту, Голубая
Роза.
— Сие не только лишь доброта, Анакха. Дважды касалась
меня нежная длань Богини-Дитя, и даже я не защищен от хитроумных чар ее
касания. Ради любви, всеми нами к ней питаемую, поспешим же в Сарсос, дабы
могла она исцелиться.
Мир всколыхнулся, померк — и все трое увидели, что стоят
перед отделанным мрамором чертогом Совета в Сарсосе. Осень здесь началась
раньше, и березовая роща на окраине города была словно охвачена золотым
пламенем.
— Подождите меня здесь, — сказала Сефрения
Спархоку и Вэниону. — Не будем дразнить горячие головы новым явлением
эленийцев в зале Совета.
Спархок кивнул и открыл шкатулку, чтобы спрятать Беллиом.
— Нет, Анакха, — проговорил Беллиом, вновь говоря
устами Вэниона. — Должен я знать, что будет отвечено на просьбу Сефрении.
— Как пожелаешь, Голубая Роза, — вежливо ответил
Спархок.
Сефрения вошла в чертог.
