— Здесь похолоднее, — заметил Вэнион, кутаясь в
плащ.
— Да, — согласился Спархок, — Сарсос куда
севернее Материона.
— Тему погоды можно считать исчерпанной. Не волнуйся,
Спархок. Сефрения обладает большим влиянием на Совет Тысячи. Уверен, они
согласятся ей помочь.
Они ждали, и время тянулось невыносимо.
Прошло не меньше получаса, когда Спархок вдруг ощутил, как
по Беллиому прошла сильная дрожь, даже судорога.
— Ступай со мною, Анакха! — Голос Вэниона
прозвучал отрывисто и резко.
— В чем дело?
— Пристрастие стириков к бесконечным разговорам будит
во мне недовольство. Должен я обратиться через Тысячу к самим младшим богам.
Болтуны сии проговорят до самой смерти Афраэли! — Страстность,
прозвучавшая в голосе Вэниона, поразила Спархока.
Он поспешил за своим магистром, который размашистым,
совершенно не свойственным ему шагом не вошел, а ворвался в здание. Бронзовые
двери залы Совета были, по всей видимости, заперты, и это стало очевидно по
скрежету разорванного металла, когда Вэнион резко распахнул створки.
Сефрения стояла перед Советом, умоляя о помощи. Прервав себя
на полуслове, она пораженно, не веря собственным глазам, воззрилась на
вломившегося в залу Вэниона.
— Мы не допустим сюда эленийцев! — завопил
по-стирикски на дальней скамье один из советников, вскочив и замахав руками.
И тут в зале воцарилась мертвая тишина. Вэнион начал расти,
стремительно увеличиваясь в размерах, и его громадную фигуру очертил, становясь
все ярче, ослепительно-синий ореол. Вспышки молний хлестали из этого сияния, и
раскаты грома оглушительным эхом отбивались от выложенных мрамором стен. В
глазах Сефрении, устремленных на Вэниона, появился благоговейный страх.
Повинуясь беззвучным словам, которые только он один и мог
расслышать, Спархок высоко поднял ослепительно сверкавшую Сапфирную Розу.
— Узрите Беллиом! — прорычал он. — И внемлите
его мощному гласу!
— Внемлите словам моим, о Тысяча Стирикума! —
Голос великана, который миг назад был Вэнионом, был оглушающ и необъятен.
Такому голосу вняли бы сами горы, волны и бури застыли бы, едва услышав
его. — Буду я говорить с вашими богами! Слишком ничтожны вы, погрязшие в
нескончаемой болтовне, дабы доверять вам сие важнейшее дело!
Спархок моргнул. Похоже, дипломатия не была сильной стороной
Беллиома.
Один из облаченных в белое советников вскочил.
— Возмутительно! — заорал он, негодующе брызжа
слюной. — Мы не станем… — И вдруг исчез, а на его месте возник смущенного
вида персонаж, которого явно отвлекли в разгар купания. Нагой и мокрый, он
ошеломленно воззрился на окруженного синим ореолом великана и сверкающий камень
в руке Спархока.
— Ну, знаете ли… — возмущенно начал он.
— Сетрас! — резко проговорил необъятный
голос. — Как глубока любовь твоя к родственнице твоей Афраэли?
— Это уже вовсе не по правилам! — возмутился юный
бог.
— Как глубока любовь твоя к ней? — настаивал
неумолимый голос.
— Конечно, я ее обожаю. Все мы ее обожаем, но…
— Что бы отдал ты, дабы спасти ее жизнь?
— Все, что она попросит, конечно, но разве ее жизни
может грозить опасность?
— Ведомо ли тебе, что Заласта Стирик — предатель? Со
скамей Совета донеслись изумленные вскрики.
— Афраэль говорила об этом, — ответил бог, —
но мы решили, что она преувеличивает. Ты же знаешь, какая она.
— Истинно говорила тебе Афраэль, Сетрас. В сей самый
миг приспешники Заласты убивают в далекой Эозии детей Афраэли. С каждой смертью
умаляется и слабеет сама Афраэль, и, ежели не прекратится сие, скоро ее не
станет.
Бог по имени Сетрас оцепенел, глаза его вдруг вспыхнули.
— Чудовищно!
— Что отдашь ты, дабы она жила?
— Свою собственную жизнь, ежели будет на то
нужда, — торжественно ответил Сетрас.
— Согласишься ли ты одолжить ей собственных своих
почитателей?
Сетрас воззрился на сияющий Беллиом, и его лицо исказилось
страданием.
— Поторопись, Сетрас! С каждым мигом жизнь Афраэли
убывает.
Бог глубоко вздохнул.
— А другого выхода нет? — жалобно спросил он.
— Нет. Жизнь Богини-Дитя поддерживается одной лишь
любовью. Дай ей на время любовь детей своих, дабы могла она исцелиться.
Сетрас выпрямился.
— Я сделаю это! — объявил он. — Сделаю, хоть
и ранит это мое сердце! — Выражение решимости промелькнуло на лице
божества. — И заверяю тебя, о Творец Миров, что не только мои дети
поддержат своей любовью жизнь возлюбленной родственницы нашей. Все мы, равно
поделимся с нею.
— Так решено! — Беллиому, похоже, очень нравилось
это выражение.
— Э-э… — начал Сетрас слегка обеспокоенно, снова
выпадая из архаического стиля речи. — Но ведь она потом отдаст их?
— Ручаюсь тебе в том своим словом, Божественный
Сетрас! — с улыбкой заверила его Сефрения.
Юный бог явно вздохнул с облегчением, но тут же глаза его
сузились.
— Анакха! — решительно окликнул он.
— Слушаю тебя, божественный.
— Надобно позаботиться о том, чтобы защитить уцелевших
детей Афраэли. Как лучше сего достигнуть?
— Скажи им, чтобы укрылись в орденских замках Церкви
Чиреллоса, — сказал Спархок. — Там им не будет грозить никакая
опасность.
— Кто повелевает сими рыцарями?
— Архипрелат Долмант, я полагаю, — с сомнением
ответил Спархок. — Он представляет высшую власть в Церкви.
— Я поговорю с ним. Где мне искать его?
— В Базилике, Божественный, в городе Чиреллосе.
— Я отправлюсь туда, дабы обсудить с ним сие дело.
Спархока едва не хватил удар при мысли о теологических
тонкостях подобного заявления. Затем он пристальнее взглянул на Сефрению. Она
все так же смотрела на Вэниона с благоговейным ужасом. Затем так явственно, что
Спархок почти услышал щелчок, Сефрения приняла решение. Ее лицо, все ее
существо говорили об этом яснее всяких слов.
