— И не вздумай провозиться до ночи! — Сефрения
воздела руки к потолку. — Мужчины! Что мне делать, чтобы ты понял, —
рисовать картинки? Я все сделала, разве что не зажгла сигнальные огни и не
трубила в трубы, — а ты только и знал, что толковать о погоде или рыбе в
пруду. Почему ты так и не перешел к делу?
— Но я… — он замялся. — Ты была очень сердита на
меня, Сефрения.
— Это было тогда, а теперь — сейчас. Я больше не
сержусь на тебя и хочу, чтобы ты вернулся. Сейчас я иду поговорить с Данаей, и,
когда вернусь, ты должен быть в нашей комнате.
— Хорошо, дорогая, — покорно ответил он.
Сефрения сердито глянула на него, развернулась на каблуках и
зашагала по коридору, на ходу размахивая руками и разговаривая сама с собой.
— Крегер вернулся, — сообщил Телэн, когда после
обеда они снова собрались в гостиной. — Один из нищих видел, как примерно
два часа назад он прошмыгнул в черный ход кинезганского посольства — хотя
правильнее было бы сказать «проковылял». Он был в стельку пьян.
— Узнаю всеми нами любимого Крегера, — рассмеялся
Келтэн.
— Не понимаю, как Заласта может доверять известному
пьянице, — заметил Оскайн.
— Крегер очень смышлен, когда протрезвеет, ваше
превосходительство, — пояснил Спархок. — Это единственная причина,
почему Мартэл когда-то связался с ним. — Он задумчиво почесал щеку. —
Не могла бы ты вернуться на свой пост у посольства, анара?
Ксанетия с готовностью привстала из кресла.
— Не сейчас, — усмехнулся Спархок. — Крегеру
обычно требуется вся ночь, чтобы протрезветь, так что раньше завтрашнего утра
не стоит и пытаться что-то из него вытянуть. Думаю, нам стоит выяснить, какие
приказы доставил он кинезганскому послу.
— И не только это, — вставил Стрейджен. — Мы
так и не узнали наверняка, известно ли Крегеру, что мы используем преступников
для сбора информации. Он знает, что в Симмуре нам помогал Платим и что мы
обращались за помощью к ворам в других эозийских городах, но нам нужно
выяснить, сообразил ли он, что то же самое мы можем проделать и в Дарезии.
— Он намекал на нечто подобное, когда мы беседовали с
ним после подавления мятежа, — напомнил ему Спархок.
— Я не намерен, Спархок, распускать всю нашу сеть по
одному неясному намеку, — ответил Стрейджен, — и мне очень нужно
знать, известно ли Крегеру, что мы можем использовать некоторых преступников не
только для сбора информации.
— Я постараюсь весьма тщательно исследовать его
мысли, — пообещала Ксанетия.
— Спархок, а где Вэнион и Сефрения? — спросила
вдруг Элана. — Они должны были прийти сюда еще час назад.
— Извини, любовь моя, мне следовало сообщить тебе об
этом. На остаток дня я освободил их от дел. Им нужно уладить одно очень важное
дело.
— Почему ты мне ничего не сказал?
— Я и говорю, любовь моя, — сейчас.
— Чем они заняты?
— Они решили помириться. Полагаю, именно этим они
сейчас и заняты — в некотором роде.
Элана слегка покраснела.
— Вот как, — сказала она неопределенным
тоном. — Что же их заставило наконец помириться? Спархок пожал плечами.
— Сефрении надоела их размолвка, и она велела Вэниону
возвращаться к себе. Она была весьма прямолинейна — и даже ухитрилась повернуть
дело так, что во всем оказался виноват именно он. Ну да ты знаешь, как это
делается.
— Довольно, сэр рыцарь, — твердо сказала она.
— Слушаюсь, моя королева.
— А что, принц Спархок, этот Крегер может знать, где
сейчас находится Заласта? — спросил Оскайн.
— Уверен, что знает, ваше превосходительство. Заласта
наверняка постарался скрыть от него это — имея в виду некие пристрастия
Крегера, — но когда Крегер хоть чуточку протрезвеет, от него очень трудно
что-то скрыть.
— Этот человек, принц Спархок, может оказаться для нас
сущим кладом — особенно в свете особого таланта анары.
— Тогда поторопитесь извлечь из него все что нужно,
ваше превосходительство, — посоветовал Телэн, — потому что, как
только мой брат вернется из Атана, он прикончит Крегера.
Оскайн озадаченно взглянул на него.
— Это личное дело, ваше превосходительство. Крегер
замешан в смерти нашего отца — краешком, во всяком случае. Халэд намерен
разобраться с этим.
— Я уверен, что мы уговорим твоего брата подождать.
— Я бы на вашем месте и не мечтал об этом, ваше
превосходительство.
— Эта вражда так долго была частью нас самих, анара,
что без нее, боюсь, мы перестанем быть стириками, — печально проговорила
Сефрения.
Это была очередная приватная встреча на вершине башни. Когда
вечер опустился на Материон, Спархок и его дочь присоединились к Вэниону,
Сефрении и Ксанетии, чтобы поговорить о том, что остальным знать было незачем.
— То же и с нами, Сефрения из Илары, — созналась
Ксанетия. — Ненависть наша к соплеменникам твоим давно уже стала
незыблемой частью натуры дэльфов.
— Мы рассказываем детям, что дэльфы — похитители
душ, — сказала Сефрения. — Мне всегда твердили, что ваше сияние — от
душ, которые вы поглотили, и что люди разлагаются заживо от вашего
прикосновения, потому что вы вынимаете у них душу. Ксанетия улыбнулась.
— Мы же рассказываем нашим отпрыскам, что стирики суть
людоеды, кои раскапывают могилы в поисках пищи — ежели, конечно, не сыщется
поблизости дэльфийское дитя, дабы пожрать его живьем.
— Я знаком с одним дитятей стирикского происхождения,
которое тоже в последнее время подумывает о людоедстве, — мягко заметил
Спархок.
— Ябеда! — пробормотала Даная.
— Что такое? — требовательно спросила ее сестра.
— Богиня-Дитя была вне себя, когда узнала, что Заласта
обманывал ее, — небрежно пояснил Спархок, — и еще сильнее разгневалась,
обнаружив, что он хотел отнять у нее тебя. Она заявила, что вырвет у него
сердце и съест на его же глазах.
— Ну… скорее всего, я бы так не сделала, —
уклончиво заметила Афраэль.
— Скорее всего?! — воскликнула Сефрения.
— У него такое гнилое сердце, что меня бы, наверное,
стошнило.
Сефрения одарила ее долгим неодобрительным взглядом.