— Консерваторам это не понравится.
— А им никогда ничего не нравится. Они и нижнее белье
не меняли бы, если б это не было необходимо.
— С точки зрения закона, это в высшей степени
сомнительно, ваше величество, — говорил Оскайн. — Я не подвергаю
сомнению твои слова, анара, — поспешил добавить он, — но, полагаю,
все мы понимаем, что столкнемся с немалыми трудностями. Все, что у нас
имеется, — ничем не подтверждаемое свидетельство Ксанетии о том, что
думают эти люди. Даже самый снисходительный судья не сможет переварить такое.
Нам предстоит рассматривать весьма сложные дела — особенно учитывая то, что
некоторые обвиняемые принадлежат к высшей знати Тамула.
— Скажи уж им обо всем, Стрейджен, — предложил
Спархок. — Ты ведь так или иначе собираешься осуществить свой план, а если
ты с ними не поделишься, они еще месяц будут ломать головы над юридическими
тонкостями.
Стрейджен моргнул.
— Лучше бы тебе помалкивать, старина, —
страдальчески проговорил он. — Их величества — персоны официальные и в
некотором роде обязаны соблюдать букву закона. Им было бы куда спокойнее, если
б мы не стали посвящать их в подробности.
— Согласен, но тогда у них уйдет уйма времени на
судейские проблемы, а время нам слишком дорого.
— В чем дело? — с любопытством спросил Сарабиан.
— Милорд Стрейджен и милорд Кааладор, ваше величество,
разработали способ сократить наши судебные расходы — в интересах дела,
разумеется. Ты сам расскажешь, Стрейджен? Или предпочитаешь, чтобы это сделал
я?
— Валяй, рассказывай сам. Может быть, в твоих устах это
прозвучит поприличнее. — Стрейджен отки-
нулся на спинку кресла, задумчиво поигрывая парой золотых
монет.
— План весьма прост, ваше величество, — сказал
Спархок. — Они предлагают вместо того, чтобы арестовывать всех
заговорщиков, шпионов, доносчиков и тому подобных, — просто убить их всех.
— Что?! — воскликнул Сарабиан.
— Это уж чересчур прямолинейно, Спархок, —
посетовал Стрейджен.
— Я человек прямой, — пожал плечами
Спархок. — По правде говоря, ваше величество, я эту идею одобряю. Вэнион
же переварил ее с трудом. — Он откинулся в кресле и задумчиво продолжал: —
Правосудие — странная штука. Оно лишь частично заинтересовано в том, чтобы
наказать виновных. Главная его цель — устрашение. Правосудие стремится отбить у
людей охоту совершать преступления тем, что — прилюдно — причиняет всяческие
неприятности пойманным преступникам. Однако, как заметил Стрейджен, большинство
преступников так и не попадает в лапы закона, а потому все, чем занимаются
полиция и суды, — всеми силами стараются оправдать свое содержание.
Стрейджен предлагает обойти и суд, и полицию и в одну ночь отправить к нашим
подопечным убийц. Наутро по всей Империи всякого, кто хоть отдаленно связан с
Заластой и его дружками-изгоями, найдут с перерезанным горлом. Если нам нужно
устрашение, так лучшего и не придумаешь. Нам не станут помехой ни
оправдательные приговоры, ни прошения о помиловании на высочайшее имя. Если мы
устроим эту бойню, еще много лет каждому жителю Тамульской империи при одной мысли
об измене будут сниться страшные сны. Я одобряю тактические преимущества этой
идеи. Проблему справедливости и правосудия я оставляю богам — или судейским
чинам. Мне нравится эта идея, потому что она причинит чудовищный урон Заласте.
Он стирик, а стирики обычно добиваются того, что им нужно, обманом и уловками.
Чтобы достичь своих целей без открытой борьбы, Заласта создал грандиозную и
сложную сеть предателей. План Стрейджена уничтожит эту сеть в одну ночь, и
после этого только сумасшедший захочет присоединиться к Заласте. Потеряв своих
людей, Заласта будет вынужден вступить в открытую борьбу — а в этом он не
силен, в отличие от нас. Мы получим возможность вести борьбу на наших условиях
— а это всегда было громадным тактическим преимуществом.
— При том, что выбор времени за нами, — прибавил
Кааладор. — Очень важно сделать это в нужное время.
— И никто не будет ожидать от нас такого хода, —
заметил Итайн. — В этом тоже наше преимущество.
— Существуют законы, Итайн, — возразил его
брат. — Законы — основа цивилизации. Если мы начнем нарушать законы, как
мы можем ожидать, что им будут подчиняться другие?
— В том-то и вся соль, Оскайн. Сейчас наши законы
защищают преступников, а не общество в целом. Мы еще успеем после придумать
этому плану достойное юридическое обоснование. Единственное, что меня не
устраивает, — что у этих… гм… исполнителей политики правительства не будет
официального статуса. — Итайн нахмурился. — Полагаю, мы разрешим эту
проблему, назначив милорда Стрейджена на пост министра внутренних дел, а
мастера Кааладора — главой тайной полиции.
— Еще какой тайной, ваше превосходительство! —
рассмеялся Кааладор. — Я даже в глаза не видел большинства этих убийц.
Итайн улыбнулся.
— Именно такие нам и нужны, я полагаю. — Он
взглянул на императора. — Это придаст всему делу легкий оттенок
законности, ваше величество, — на тот случай, если вы решите одобрить его.
Сарабиан с задумчивым видом откинулся в кресле.
— Это искушение, — сознался он. — Такая
кровавая баня обеспечит гражданский мир в Империи самое малое на сотню лет
вперед. — Он с усилием согнал с лица мечтательное выражение. — Нет,
это уж слишком по-варварски. Я не могу одобрить нечто подобное в присутствии
леди Сефрении и анары Ксанетии.
— Каково твое мнение, Ксанетия? — осторожно
осведомилась Сефрения.
— Мы, дэльфы, не озабочены излишней щепетильностью и
юридическими тонкостями, Сефрения.
— Так я и полагала. Добро есть добро, а зло есть зло,
не так ли?
— Истинно так мне и сдается.
— Мне тоже. Заласта причинил вред нам обеим, а бойня,
задуманная Стрейдженом, причинит вред ему. Не думаю, чтобы ты или я стали
возражать против того, что во вред Заласте. Ведь так?
Ксанетия улыбнулась.
— Решение за тобой, Сарабиан, — заключила
Сефрения. — И не оглядывайся на меня или Ксанетию в поисках оправдания
своему отказу. Мы не находим в этом замысле ничего предосудительного.
— Я глубоко разочарован в вас обеих, — объявил
он. — Я так надеялся, что вы поможете мне вывернуться. Элана, ты моя
последняя надежда. Неужели тебя не ужасает этот чудовищный замысел?
