— Собственно, Спархок, как мы собираемся это проделать? —
спросил Вэнион. — Тебе придется освободить Троллей-Богов, чтобы
побеседовать с ними?
Спархок покачал головой.
— Беллиом говорит, что это ни к чему. Сами Тролли-Боги
во время разговора останутся в Беллиоме. В мире может появляться их бестелесный
дух — кроме тех случаев, когда Беллиом окружен золотом или сталью. Как я
понимаю, и в этом состоянии они могут проявить часть своей силы, но истинное их
могущество заключено вместе с ними в Беллиоме.
— А не будет ли безопаснее предоставить им действовать с
этим ограниченным могуществом, чем освобождать их целиком и полностью? —
спросил Вэнион.
— Это не сработает, дорогой, — сказала
Сефрения. — Тролли-Боги могут сойтись в бою с самим Киргоном, а если это
случится, им понадобится все их могущество.
— Более того, — добавила Ксанетия, — полагаю
я, что они почувствуют нашу в них потребность и будут торговаться отчаянно.
— Ты будешь вести переговоры, Спархок? — спросил
Вэнион.
Спархок покачал головой.
— Улаф знает троллей — и Троллей-Богов — куда лучше,
чем я, да и на языке троллей говорит намного лучше. Я выну Беллиом и призову
Троллей-Богов, а потом уже наступит черед Улафа. — Он выглянул в
окно. — Уже почти светает. Пора отправляться. Улаф и Стрейджен будут ждать
нас во внутреннем дворе.
— Отвернитесь, — приказала Даная.
— Что? — переспросил ее отец.
— Отвернись, Спархок. Вы не должны этого видеть.
— Это одна из ее причуд, — пояснила
Сефрения. — Она не хочет, чтобы кто-либо знал, как она выглядит на самом
деле.
— Я уже знаю, как выглядит Флейта.
— Ей предстоит превращение, Спархок. Она не
превращается из Данаи сразу во Флейту. По пути из одной маленькой девочки в
другую она проходит через настоящую свою личность.
Спархок вздохнул.
— И сколько же их у нее?
— Полагаю, не одна тысяча.
— Весьма гнетуще. У меня есть дочь, а я не знаю, какая
она на самом деле.
— Не говори глупостей, — отозвалась Даная. —
Конечно же, ты знаешь меня.
— Но только одну тебя, тысячную часть того, что ты есть
на самом деле, — такую махонькую частичку. — Он снова вздохнул и
отвернулся.
— Это вовсе не махонькая частичка, отец. — Даная
еще говорила, а ее голос уже менялся, становился сильнее и полнозвучнее. Это
был голос уже не ребенка, но женщины.
На дальней стене комнаты висело зеркало — плоский
прямоугольник из отполированной до блеска бронзы. Глянув туда, Спархок заметил
в зеркале смутное отражение той, что стояла у него за спиной. Он быстро отвел
глаза.
— Смотри, Спархок, смотри. Зеркало не слишком хорошее,
так что много ты не разглядишь.
Он поднял глаза и уставился на ослепительно сверкающий
прямоугольник бронзы. Отражение было нечетким, искаженным, и он мог различить
лишь очертания ее фигуры. Ростом Афраэль была выше Сефрении. У нее были длинные
черные волосы и бледная кожа. Лицо ее в этом нечетком отражении казалось лишь
размытым пятном, но отчего-то он очень хорошо разглядел глаза. В этих глазах
были бессмертная мудрость, вечная радость и любовь.
— Ни для кого другого я бы этого не сделала,
Спархок, — прозвучал голос женщины, — но ты лучший отец из всех, что
у меня были, так что я могу и нарушить правила.
— Ты когда-нибудь носишь одежду? — спросил он.
— С какой стати? Ты же знаешь, я никогда не мерзну.
— Я говорю о скромности, Афраэль. В конце концов, я
твой отец и должен об этом заботиться.
Она рассмеялась и из-за его спины протянула руку, чтобы
погладить его по щеке. Лица Спархока коснулась отнюдь не рука маленькой
девочки. Он вдохнул слабый запах травы, но другие, знакомые ему запахи Данаи и
Флейты изменились. Та, что стояла за его спиной, определенно не была девочкой.
— В этом виде ты являешься своим родственникам? —
спросил он.
— Не слишком часто. Я предпочитаю, чтобы они считали
меня ребенком. Так мне намного проще добиться своего — и получить куда больше
поцелуев.
— Для тебя очень важно добиваться своего, верно,
Афраэль?
— Конечно? Это важно для всех нас, разве нет? Я просто
лучше других умею это проделывать. — Она вновь рассмеялась грудным сочным
смехом. — По правде говоря, в этом меня никому не превзойти.
— Я это уже заметил, — сухо сказал он.
— Что ж, — проговорила Афраэль, — я бы с
радостью потолковала с тобой об этом, но не стоит заставлять Улафа и Стрейджена
ждать. — Отражение в зеркале заколебалось и стало уменьшаться. — Ну
вот, — услышал Спархок знакомый голос Флейты, — теперь пойдем уладим
дело с Троллями-Богами.
Утро выдалось пасмурным, и ветер гнал грязно-серые тучи к
Тамульскому морю. На улицах Огнеглавого Материона было почти безлюдно, когда
Спархок и его друзья выехали из императорской резиденции и по широкой длинной
улице направились к восточным воротам.
Выехав из города, они поднялись на вершину длинного холма,
откуда впервые увидели сияющий город.
— Как ты собираешься разговаривать с ними? —
спросил Стрейджен у Улафа, когда они перевалили через холм.
— Осторожно, — проворчал Улаф. — Мне что-то
не хочется, чтобы меня съели. Я разговаривал с ними и раньше, так что они,
наверное, помнят меня, да и Беллиом в руке Спархока поможет сдержать их желание
сожрать меня на месте.
— Какое место ты выберешь для разговора? — спросил
Вэнион.
— Открытое — но не слишком. Пусть поблизости будут
деревья — чтобы мне было куда забраться на случай, если дела обернутся
худо. — Улаф оглядел своих спутников. — Хочу предупредить: когда я
начну, не стойте между мной и ближайшим деревом.
— Там? — спросил Спархок, указывая на пастбище, за
которым вставал сосновый лесок. Улаф прищурился.
— Не само совершенство, да где ж его взять,
совершенство? Давайте-ка начнем. Что-то у меня нынче утром нервы натянуты, как
струна.
Они выехали на пастбище и спешились.
— Кто-нибудь хочет мне что-то сказать, прежде чем мы
начнем? — осведомился Спархок.
