— Это хорошо. Берит, когда он был помоложе, был
чертовски неуклюж. Ты знаешь, что он влюблен в твою жену?
— Да. Мы с ним как-то говорили об этом.
— И тебя это не беспокоит?
— Нисколько. Это просто безрассудная влюбленность,
свойственная всем юнцам. Он не собирается ничего предпринимать по этому поводу.
— Мне нравится Берит. Из него выйдет хороший рыцарь —
когда я вытрясу из него остатки дворянского воспитания. От титулов люди
глупеют. — Он помолчал и заметил: — На востоке небо светлеет.
Спархок взглянул на покрытую льдом гладь Тамульского моря.
— И правда, — согласился он.
Халэд развязал кожаный мешок, который прихватил с собой, и
вынул кусок колбасы.
— Перекусим, мой лорд? — предложил он, вынимая
кинжал.
— Почему бы и нет?
Слабые отблески света на востоке растворились во тьме — то,
что называлось «ложная заря». Спархок так и не сумел получить
удовлетворительного объяснения этому явлению, которое наблюдал много раз в годы
изгнания в Рендоре.
— Нам придется ждать еще час, — сказал он своему
оруженосцу.
Халэд что-то проворчал, привалился спиной к бревну и закрыл
глаза.
— Я думал, ты должен наблюдать, — заметил
Спархок. — Как ты сможешь наблюдать, если собираешься вздремнуть?
— Я не сплю, Спархок. Я хочу, чтобы отдохнули глаза. И
потом, раз уж ты увязался за мной, понаблюдай сам.
Вскоре небо на востоке тронули отблески зари, на сей раз настоящей,
и Спархок тронул Халэда за плечо.
— Проснись, — сказал он. Халэд мгновенно открыл
глаза.
— Я и не спал.
— Что же ты тогда храпел?
— Я не храпел. Я просто откашливался.
— Целых полчаса?
Халэд слегка приподнялся и выглянул из-за бревна.
— Подождем, пока их не осветит солнце, — решил
он. — Бронзовый нагрудник Инсетеса под солнцем засверкает, а чем ярче
цель, тем легче в нее попасть.
— Тебе стрелять.
Халэд поглядел на трудившихся эдомцев.
— Я вот о чем подумал, Спархок. Они построили множество
плотов. С какой стати им пропадать впустую?
— Что ты имеешь в виду?
— Даже если Беллиом растопит лед, капитану Сорджи
понадобится несколько дней, чтобы переправить всех нас на ту сторону. Почему бы
не использовать эти плоты? Сорджи высадит большой отряд на берегу в нескольких
милях от пирса, который, судя по всему, строят на той стороне, а остальные
обогнут риф на плотах, и мы обрушимся на строителей с двух сторон.
— Мне казалось, что тебе не нравятся эти плоты.
— Я смогу их исправить, Спархок. Нужно только взять два
плота, укрепить один поверх другого — и у нас будет один надежный плот. Киргон
мог привести на Северный мыс не только троллей. Зачем нам оставлять эти плоты в
его распоряжении?
— Пожалуй, ты прав. Нужно будет поговорить об этом с
Вэнионом. — Спархок поглядел на небо на востоке. — Солнце всходит.
Халэд перекатился и положил арбалет на бревно. Он тщательно
проверил рамку прицела и приложил ложе арбалета к плечу.
Инсетес стоял на пне, залитый светом наполовину взошедшего
солнца. Размахивая руками, он выкрикивал что-то непонятное, обращаясь к
изможденным рабочим.
— Мы готовы? — спросил Халэд, прижимаясь щекой к
ложу и щурясь сквозь прицел.
— Я готов, но стрелять-то тебе.
— Помолчи. Я должен сосредоточиться. — Халэд
глубоко вдохнул, выдохнул часть воздуха и вовсе перестал дышать.
Инсетес, сверкая золотом в свете новорожденного солнца, все
так же размахивал руками и кричал. Издалека доисторический титан казался
маленьким, почти игрушечным.
Халэд медленно, целеустремленно повернул рычажок спуска.
Арбалет отозвался глухим ударом, тетива толщиной с веревку
пропела басовитую песню. Спархок следил за летящим по дуге болтом.
— Готов, — удовлетворенно сказал Халэд.
— Болт еще не долетел, — возразил Спархок.
— Долетит. Инсетес мертв. Болт попадет ему прямо в
сердце. Давай сигнал к атаке.
— Не слишком ли ты…
Толпа на краю леса разразилась горестными воплями. Инсетес
медленно оседал назад, и окружавшие его воины из бронзового века заколебались
и, едва он рухнул, исчезли.
— Тебе бы следовало хоть немного научиться доверию,
Спархок, — заметил Халэд. — Когда я говорю тебе, что кто-то
мертв, — он мертв, даже если сам еще не знает об этом. Ты, кажется,
собирался подать сигнал Улафу — по крайней мере, сегодня?
— Ох. Я почти забыл об этом.
— С пожилыми людьми такое случается — во всяком случае,
так мне говорили.
— Министерства продажны, Элана, — задумчиво
говорил Сарабиан. — Я сам первый готов это признать; но, если мне придется
перестраивать все правительство сверху донизу, у меня уйдет на это остаток
жизни, и больше я ничего не успею сделать.
— Но Пондия Субат — бестолковый болван, —
возразила Элана.
— Дорогая моя, я и хочу, чтобы он был бестолковым
болваном. Я намерен обменяться с ним ролями. Теперь он будет марионеткой, а я
стану дергать за ниточки. Другие министры привыкли подчиняться ему, и, если он
останется первым министром, они не почувствуют никакой разницы. Я буду писать
Субату его речи и запугаю его так, что он не посмеет ни на йоту отступить от
готового текста. Я так запугаю его, что он не посмеет даже побриться или
сменить одежду без моего дозволения. Вот почему я хочу, чтобы он присутствовал
при докладах о том, как милорд Стрейджен гениально разрешил нашу недавнюю
проблему. Я хочу, чтобы всякий раз, когда ему в голову придет хоть одна
независимая мысль, он представлял, как в него втыкаются кинжалы.
— Могу я предложить, ваше величество? — спросил
Стрейджен.
— Безусловно, Стрейджен, — улыбнулся
Сарабиан. — Ошеломляющий успех твоего дерзкого замысла обеспечил тебе
изрядный запас моей монаршей милости.
Стрейджен улыбнулся и принялся с задумчивым видом
расхаживать по комнате, рассеянно взвешивая в пальцах золотую монету. Элана
ломала голову, откуда взялась у него эта странная привычка.
