— И что же было дальше? — алчно спросил Телэн.
— Он плохо кончил, — пожал плечами Бевьер. —
Это же, в конце концов, трагедия.
— Но…
— Когда-нибудь сам прочтешь, Телэн, — твердо
сказал Вэнион. — Сейчас не время для историй. Телэн помрачнел.
— Готов спорить, что нашего юного друга можно захватить
врасплох в самый разгар кражи, — хохотнул Улаф. — Надо только
сказать: «Жил да был когда-то» — и он замрет, как вкопанный.
— Это бросает новый свет на все, что до сих пор
происходило в Дарезии, — задумчиво проговорил Вэнион. — Быть может,
все это — одно гигантское мошенничество? — он вопросительно поглядел на
Флейту.
Она покачала головой.
— Нет, Вэнион. Кое в чем, с чем мы уже сталкивались,
была магия различной силы.
— Кое в чем — возможно, но не во всем. Была хоть какая-то
магия в том, что мы видели сегодня?
— Ни капли.
— Так, стало быть, магия измеряется? —
полюбопытствовал Келтэн. — Ее считают галлонами?
— Как дешевое вино, ты хотел сказать? — ядовито
осведомилась Флейта.
— Ну не совсем, но…
— Это было очень важно, — поспешил вмешаться
Спархок. — Спасибо тебе, Афраэль.
— Моя жизнь в служении вам, — насмешливо
улыбнулась она.
— Прекрати.
— Я что-то ничего не понял, Спархок, — сказал
Келтэн.
— Мы только что обнаружили, что не все, о чем
сообщалось в Материон, было сотворено настоящей магией. В этих делах замешана
изрядная доля мошенничества. О чем это говорит?
— Что наши противники ленятся, — пожал плечами
Келтэн.
— Я бы так не сказал, — возразил Улаф. — Они
не стесняются потрудиться в действительно важных делах.
— Двое, — сказала Сефрения. — Самое большее —
трое.
— Прошу прощения?.. — озадаченно отозвался Улаф.
— Теперь понимаешь, как это может раздражать? —
осведомилась она. — Представление, которое мы видели нынче ночью, говорит
о том, что у наших противников есть два, от силы три человека, которые владеют
настоящей магией. Я бы сказала, что им приходится разрываться на части. То, что
происходит в Эдоме — а также, вероятно, в Астеле и Даконии, — не имеет
особого значения, а потому они не считают нужным тратить на эти пустяки магию.
— Пустяки или нет, а они могут значительно замедлить
продвижение Тиниена, когда он поведет рыцарей церкви через Дарезию к
Материону, — сказал Спархок. — Если Ребалу удастся поднять все
королевство, как он проделал это с сегодняшними крестьянами, Тиниену придется
прорубать себе дорогу через орды воющих фанатиков. Эдомские крестьяне будут
убеждены, что наши братья идут сюда, дабы силой вернуть их в истинную веру, и
затаятся за каждым кустом с косами и вилами.
— Однако у нас все же есть некоторое
преимущество, — глубокомысленно заметил Бевьер. — Наши враги никоим
образом не могут знать, что мы в Эдоме и что мы видели сегодня эту милую
сценку. Даже если б им было известно, что мы собираемся поднять со дна моря
Беллиом — а это вряд ли, — они не знают, где это море, а потому понятия не
имеют, куда мы направляемся. Собственно, даже мы не имеем об этом ни малейшего
понятия.
— А если бы они и знали, куда им догадаться, что мы
могли добраться сюда так скоро, — прибавил Халэд. — Думаю, господа,
что мы их изрядно опередили. Если они применяют дешевые трюки, значит,
поблизости нет магов, которые могли бы нас вынюхать. Если мы прикинемся
обычными путешественниками, мы сможем ехать дальше без помех — а заодно выведаем
по пути немало интересного.
— Мы здесь для того, чтобы вернуть Беллиом,
Халэд, — напомнила ему Флейта.
— Конечно, но не проходить же из-за этого мимо мелких
ценностей, верно?
— Афраэль, — сказал Вэнион, — мы видели и
слышали все, что нужно было увидеть и услышать? Она кивнула.
— Тогда нам стоило бы поспешить в Джорсан. Если Халэд
прав и нам удалось опередить врага, продолжим и дальше в том же духе. Какая
взятка понадобится, чтобы убедить тебя ускорить наше путешествие?
— Мы могли бы поторговаться, лорд Вэнион, —
улыбнулась она, — Уверена, что ты можешь предложить мне нечто вполне
убедительное.
Они осыпали Богиню-Дитя поцелуями и прибыли в Джорсан
вечером следующего дня. Джорсан оказался типичным эленийским портом,
прикорнувшим у оконечности залива. Во время путешествия заговорили о подходящей
маскировке. Бевьер склонялся к тому, чтобы изобразить паломников, Келтэн
предпочитал переодеться компанией гуляк, которая ищет, где бы пошуметь и
повеселиться, а Телэн, вероятно под влиянием устроенного Ребалом представления,
считал, что забавнее всего будет притвориться бродячими актерами. Они все еще
спорили об этом, когда впереди показался Джорсан.
— Зачем попусту тратить время? — осведомился у них
Улаф. — С какой стати нам переодеваться? Кому, в конце концов, дело до того,
кто мы такие? Если на нас не будет доспехов, джорсанцы не узнают, кто мы такие,
и им на нас будет наплевать. К чему все эти ненужные хлопоты?
— Нам придется оставить на себе кольчуги, сэр
Улаф, — напомнил Берит. — Как мы объясним это?
— А никак. Мало ли кто носит кольчуги и оружие, такое
случается сплошь и рядом. Если кто-то в городе будет чересчур любопытствовать
насчет того, кто мы такие и куда направляемся, я очень быстро излечу его от
любопытства. — С этими словами Улаф продемонстрировал свой внушительный
кулак.
— Стало быть, расчистить себе дорогу силой? —
спросил Келтэн.
— Почему бы и нет? Разве нас не для этого обучали?
Трактир оказался неприглядным, но чистым и удаленным от
портовых кварталов, так что по округе не шатались горластые хмельные матросы,
дрейфуя из пивной в пивную. Внизу располагался общий зал, на втором этаже —
спальни, а конюшни — на заднем дворе.
— Оставь это мне, — шепнул Улаф Спархоку, когда
они направились к трактирщику, взъерошенному детине с длинным острым носом.
— Валяй, — отозвался Спархок.
— Эй, ты, — бесцеремонно обратился Улаф к
трактирщику, — нам нужны пять комнат для ночлега, корм для десяти лошадей
и приличный ужин.
— У меня найдется все что вам нужно, добрый
господин, — заверил его трактирщик.
— Вот и славно. Сколько?
